Валентин Пикуль - Нечистая сила

Утром 17 декабря филеры как ни в чем не бывало заняли свои посты — внизу лестницы дома ј 64 по Гороховой улице. Им сказали, что Распутин дома не ночевал и его до сих пор нету.

— Велика беда! — отвечали филеры. — Проспится и вернется как миленький… первый раз, что ли? Знаем мы его, паршивца… У кого дама? Я сдаю. Нет, ты сдаешь… бита. Пики!

Катя Печеркина сказала дочкам Распутина:

— Батька-то ваш загулял, да как бы греха не было! Видела я ночью, как за ним Юсупов приходил… Уж такой он страшный, так они целовались… Не к добру!

Девицы стали названивать Муньке Головиной: мол, князь Юсупов забрал нашего папу, и папа до сих пор не пришел. Головина успокаивала их, говоря, что нет причин для тревоги:

— Они давно собирались вместе ехать к цыганам… Ее обеспокоил следующий звонок — от самого Юсупова, который между прочим, как бы вскользь сказал Муньке:

— А мне ночью откуда-то звонил Григорий Ефимович… от цыган! Звал приезжать к нему. В телефоне были слышны музыка и визжание женщин. Но я не поехал — у меня были гости.

— Странно! А прислуга утверждает, что ты ночью был с черного хода и забрал Григория с собою.

— Чепуха какая-то, — ответил Феликс, вешая трубку.

Было 11 часов дня, когда Мунька явилась на Гороховую, где царили уныние и растерянность. Квартиру наполняли встревоженные дамы, говорившие шепотом.

Крутился здесь и Симанович, без которого нигде черти гороха не молотят.

— Подозреваю недоброе, — сказал он Муньке.

— А ну вас! Не каркайте…

Чтобы не привлекать внимания гостей, она с Матреной сбегала до угла Гороховой, где размещалась фруктовая лавка с телефоном. Отсюда звонила к Юсупову, но из дворца сказали, что князя нет. Ровно в полдень Феликс позвонил сам — прямо на Гороховую, и Мунька говорила с ним по-английски.

Теперь — жестко:

— Куда ты дел нашего Григория Ефимыча?

— А разве он еще не пришел? — отвечал Юсупов…

Мунька заплакала и ушла. Дочери Распутина через час приехали к ней на дом, где застали Муньку с матерью — рыдающих… В это же время Аарон Симанович уже проник к Протопопову, прося министра внутренних дел поднять на ноги всю полицию.

— Я же заклинал Распутина, чтобы все эти дни он не вылезал из дома, и Распутин обещал мне, что носа не высунет.

— Потому и ушел тайно, — подсказал Симанович… В два часа дня рабочие, проходя через Б. — Петровский мост на Малой Невке, потрясли будку сторожа.

— Дрыхнешь, кукла чертова! — сказали они смотрителю Ф.К.Кузьмину. — А там все перила в кровище… видать, кого-то убивали ночью… Иди глянь!

Проспишь царствие небесное…

Из показаний Ф.К.Кузьмина: «Я пошел с ними и увидел, что на панели и на брусу перил, а также на одном устое имеются кровяные пятна; кроме того, на льду лежала калоша темно-коричневого цвета…» С поста возле дома ј 8 по Петровскому проспекту был вызван городовой В.Ф.Кордюков (бляха ј 1876), который пришел и, осмотрев кровь на мосту, высморкался.

— Кого-то пришили… Нука, братец, достань калошу!

О том, что Распутин дома не ночевал, в Царском Селе знали еще с утра, но не придали этому значения: так бывало не раз. Царицу напугал звонок Протопопова, который сообщил, что ночью в саду юсуповского дворца гремели чьи-то выстрелы.

— А что делает Феликс? — спросила императрица.

— Собрался ехать в Крым к жене.

— Задержите его, Калинин! — указала Алиса…

Нарушив законы империи, царица наложила арест на Феликса и на Дмитрия.

Потом князь Юсупов был допрошен жандармским генералом Григорьевым, который, прибыв во дворец на Мойке, имел под локтем газетный сверток, словно собирался зайти в баню.

— Не воображайте себя Шерлоком Холмсом, — сказал генералу Феликс. — Я до сих пор не могу опомниться от того, что лишился в эту ночь своей лучшей собаки. Этот дурак…

— О каком дураке изволите говорить, князь?

— Да об этом его высочестве — о Митьке! Спьяна вылез на двор и открыл пальбу, застрелив собаку.

Григорьев плыл верными каналами — к истине:

— Позвольте, а как же тогда понимать слова Пуришкевича, сказанные им городовому Власюку об убийстве Распутина? — Юсупов был актер и отразил на лице недоумение.

— Боже меня упаси! — сказал он. — При чем здесь Распутин? Вот видите, как бывает: городовой не понял Пуришкевича, а мне грозят неприятности… Не надо было пить Пуришкевичу! Вы бы видели, как, измученный «сухим законом», он сосал мой коньяк…

— Однако вот показания городового Власюка.