Валентин Пикуль - Нечистая сила

— Чаю подожди. Все-таки давай выпьем…

Гришка согласился: «А! Налей». Хлопнула пробка, и этот звук был услышан наверху («Пьют, — шепнул Дмитрий, — теперь ждать осталось недолго…»). Но Юсупов по причине, которая и самому была непонятной, наполнил вином те бокалы, в которых не было яда. Распутин с удовольствием выпил.

— А вон мадерца, — узрел он. — Плесника мадерцы. Юсупов, чтобы исправить свою ошибку, хотел наливать мадеру в бокал с ядом, но Распутин неожиданно заартачился:

— Лей в эту, из которой я уже пил.

— Да ведь нельзя мешать крымское с мадерой.

— Лей, говорю. Ты ни хрена не понимаешь. Феликс доказал, что нервы у него крепкие. Одно неверное движение, и бокал, из которого пил Распутин, упал и разбился.

— Ну вот, — заворчал Гришка, — ты хуже коровы… Мадеру с цианистым калием он пил с особенным удовольствием, причмокивая, похваливал. Потом сказал:

— Чего ж это Иринка твоя не идет? Я, знаешь, брат, ждать не привык.

Даже царицка меня ждать не заставляет.

— Погоди. Придет.

— Налейка еще, — протянул Распутин бокал…

С неохотой съел пирожное с ядом. Понравилось — потянулся за вторым.

Юсупов внутренне напрягся, готовый увидеть перед собой труп. Но Распутин жевал, жевал… Он спокойно доедал восьмой птифур. И, поднося руку к горлу, массировал его.

— Что с тобою? — спросил Юсупов в надежде.

— Да так… першит что-то.

«Распутин преспокойно расхаживал по комнате. Тогда я взял второй бокал с ядом, наполнил его вином и протянул Распутину. Тот выпил его с тем же результатом… Внезапно его лицо исказилось яростью. Ни разу я не видел его таким страшным. Он вперил в меня взгляд, полный сатанинской злобы… Между нами как будто шла безмолвная, таинственная и беспощадная борьба».

— Чаю подавать? — спросил Юсупов.

— Давай. Жажда началась… мучает…

Увидев на тахте гитару, он попросил спеть ему. «Мне нелегко было петь в такую минуту, однако я взял гитару и запел:

Все пташки-канарейки так жалобно поют, А нам с тобой, мой милый, разлуку подают.

Разлука ты, разлука, чужая сторона, Никто нас не разлучит, одна сыра земля.

Подайте мне карету да сорок лошадей, Я сяду и поеду к разлучнице своей…»

В это время наверху Пуришкевич сказал:

— Ничего не понимаю… При чем здесь песни?

— Я тоже, — поддержал Дмитрий, — не могу уяснить, что там творится.

Если Распутин мертв, то не сошел же Феликс с ума, чтобы распевать над покойником дурацкие песни. А если Распутин жив, тогда для меня остается загадкой назначение цианистого калия… Ничего не поделаешь — надо сидеть и ждать.

Часы отмечали половину третьего. Юсупов уже стал бояться, что заговорщики, не выдержав напряжения, ворвутся в подвал.

— Я схожу посмотрю, что там у моей жены…

Капитан Сухотин держался молодцом, а доктор Лазоверт скис. Сначала он нервно мотался по комнатам, пересаживаясь из одного кресла в другое, потом осунулся и стал белым-белым.

— Господа, мне дурно, — сознался он. — Никогда не думал, что могу быть такой тряпкой. Стыжусь… простите меня…

Два Георгия украшали грудь этого врача, не раз смотревшего в лицо смерти. Но одно дело — война и фронт, другое — убийство. Пуришкевич посоветовал ему выйти на двор, умыться снегом. Лазоверт спустился к автомобилю, где упал в обморок и долго лежал на снегу. Юсупов тем временем поднялся наверх.

— Что-нибудь одно: или наш Распутин действительно святой или… Будь проклят Маклаков, давший нам калий! Яд беспомощен. Гришка выпил и сожрал все, что отравлено. Но только рыгает и появилось сильное слюнотечение…

Нужно решать скорее, ибо скотина выражает крайнее нетерпение, отчего Ирина не приходит, и он измучил меня вопросами… Даже подозревать стал…

Великий князь сказал, даже с облегчением:

— Видать, не судьба! Отпустим Гришку с миром… Будем искать случая расправиться с ним в ином месте.

— Тогда зачем же вся эта комедия? — вспылил Сухотин.

— Отпустить? — забушевал Пуришкевич. — Ни в коем случае! Если животное загнали на бойню, значит, надо выпустить кровь… Второй раз его так удачно не заманишь… зверь хитрый. А живым он отсюда выйти не должен!

— Но как же быть? — растерянно спросил Митя.

— Я его расстреляю. Я размозжу ему череп кастетом… Со двора пришел Лазоверт, малость очухавшийся от холода, и ему вручили каучуковую гирю — дар Маклакова.

— Доктор, вы будете бить его этой штукой.

— Благодарю за доверие. Я постараюсь…

Дмитрий прокрутил барабан револьвера. То же сделал и капитан Сухотин.