Валентин Пикуль - Пером и шпагой

Во главе маленького отряда Фридрих добрался до постоялого двора на дороге. Трактирщик вышел к ним с фонарем, осветил мрачных всадников.

— Ну-ка, проводи нас до Лиссы, — сказал король. — Хлопотная у тебя жизнь, приятель. Почти такая же, как у меня…

— Ах, сударь, — отвечал трактирщик, беря под уздцы лошадь Фридриха, — если бы не этот негодяй прусский король! Вчера он убил моего старшего сына под Лейтеном, а младший взял ружье и сейчас сидит в Лиссе… Как только женщина могла породить такого вампира, пожирающего наших младенцев!

— Свети лучше нам, — невозмутимо велел ему король, ни разу не перебив страшного рассказа. — Свети, мы тебе заплатим.

Кони ступили на мост. Во мраке уже вырос вал, обсаженный липами. Осторожно пруссаки въехали в Лиссу; впереди отряда выступал конь с королем. Из-под шляпы, надвинутой на глаза, Фридрих зорко взирал на уличную суетню; вспыхивали и гасли в окнах огни обывателей. Три солдата несли на спинах соломенные снопы, и король, свесясь из седла, схватил одного из них за шкирку:

— Куда несешь солому?

— Ведено поджечь мост, как только подойдет Фридрих.

— Брось солому! Фридрих давно спит… Да и охота ли королю шляться по ночам в такой темени?

В одном месте их встретили стрельбой. Австрийцы из окон домов исхлестывали пруссаков пулями. Вокруг короля рушились из седел мертвецы, пуля разбила фонарь трактирщика. Четыре пули подряд попали в лошадь Фридриха, и она легла на живот, как подломленная. Король быстро перескочил на другого коня:

— Я знаю улицы в Лиссе… За мной!

Копыта застучали по твердой дороге, которая, стелясь, струилась серебряной полосой, как река. Впереди чернел остов древнего замка, качались цепи навесного моста. Фридрих оглянулся — за ним скакали только три гусара.

— На мост, ребята! — И кони проскочили через мост. Во дворе замка спешились. В узких софитах здания разом забегали тени людей, замелькали свечи в руках лакеев. Фридрих толкнул массивные двери — вступил внутрь; он угодил прямо в штаб австрийской армии. Отступать было поздно (его уже узнали). Опираясь на трость, он шагнул вперед и приподнял шляпу.

— Bonsoir, messieurs, — сказал король, входя, и повторил по-немецки:

— Добрый вечер, господа! «Именно под таким названием („Добрый вечер, господа!“) этот момент Семилетней войны часто разрабатывался немецкими живописцами. Советскому читателю он хорошо известен по картине талантливого художника Адольфа Менцеля.» О, какое приятное общество. А я так истосковался в дороге…

Остолбенело взирали на прусского короля генералы Марии Терезии, а Фридрих не спеша стянул перчатки и улыбнулся.

— Вы меня не ждали? — спросил, усаживаясь. — Конечно, нет. Простите, господа, я не помешал вам? Если помешал, то вы меня великодушно извините. Но, думаю, и королю найдется местечко у камина. Впрочем, не пора ли нам представиться? Меня вы знаете… А вот вы, сударь?

Раздался грузный шаг, и генерал отрапортовал:

— Ваше королевское величество, имею честь… Граф Курт фон Болен-Шафгаузен, генерал-унтер-лейтенант штаба принца Лотарингского и камер-юнкер двора императрицы австрийской!

— Весьма польщен, генерал… Как здоровье моей старой приятельницы — императрицы Марии Терезии? Я тут ей написал однажды, а она не ответила. И вот теперь я озабочен: уж не больна ли?

Следом подходили другие, и скоро Фридриху представился весь штаб австрийской армии. Краем уха король слушал, как начинает грохотать в окрестностях битва, но не унывал, — генералы опытны, и на этот раз пусть справляются без него.

— Я бы не отказался от ужина, — нагло заявил король. Австрийский штаб кинулся на кухни, но там было — хоть шаром покати. Однако хозяин замка оказался догадлив.

— Королям ни в чем не будет отказано в моем доме! — решил он, после чего разложил поаккуратнее все объедки на золоченом блюде. — Ваше величество, — сказал он, кланяясь Фридриху, — не взыщите за бедность ужина, но это все, что осталось.

— Замечательно, бесподобно! — восклицал король, принимаясь за еду. — Я сам виноват: никогда не надо опаздывать к ужину…

Покончив с едой, он по звукам битвы определил, что сражение подходит к концу, и, встав, обратился к генералам:

— Господа, благодарю вас. Мне было очень приятно познакомиться с вами… Теперь я вынужден сообщить вам одну неприятную новость: как ни странно, но вы уже давно находитесь у меня в плену. Прошу сложить шпаги вот на этот стол…

Лисса была взята. Заодно пруссакам досталась и вся австрийская артиллерия. Цесарские войска покорно, как лакеи, сложили к ногам Фридриха 53 знамени императрицы Марии Терезии.