Валентин Пикуль - Пером и шпагой

Таковы были жесткие и кислые плоды долгого царствования «старого Фрица». Россия взяла Пруссию под свою опеку — в политике, в экономике, в финансах. Закостеневшую в убогих формах правления, ее стали будить реформами. Затем династия Гогенцоллернов породнилась с династией Романовых-Голштейн-Готторпских (внучка Фридриха II стала женою русского императора Николая I), и многое из того дурного, что воспитал и взлелеял Фридрих, при Николае I было пересажено на русскую почву. И вырвать эту заразу с корнем уже можно было только путем революционным.

В следующем 1787 году Лондон был взволнован появлением в своих клубах мулата Сен-Жоржа. Это был здоровенный красавец, ростом под потолок, любимец женщин и веселых мужских компаний. Сен-Жорж считался первым в мире бойцом на рапирах: рука мулата, сплошь из мускулов и нервов, не знала поражений.

Принятый в высшем свете, Сен-Жорж заранее застыл в позе победителя. Принц Уэльский уговорил его показать свое искусство публике, и в Карльтонгаузе состоялся сеанс фехтования. Ловко и быстро разил мулат соперников. Рапира его металась как молния, разбрызгивая яркие отблески света. Гордым счастливцем шествовал Сен-Жорж — под крики восторга — мимо трибун, и дождем сыпались к ногам красавца цветы и любовные записки от женщин.

— Кто еще? — спросил он, возвысив голос. — Кто еще рискнет на поединок со мною?

Лучшие бойцы Англии уже были побеждены, и теперь англичанам оставалось одно — аплодировать победителю… Придерживая шуршащие юбки, де Еон спустился с трибун для зрителей на арену.

— Принц Уэльский, — сказал он, — я когда-то имел счастие открывать бал с вашей матерью, а потому, хотя бы из уважения к моим годам, потребуйте тишины у публики.

Принц Уэльский поднял руку, восстановив спокойствие зала.

— Сколько лет этой карге? — спросили сверху о де Еоне.

И смущенно улыбался Сен-Жорж, вертя в руке свою рапиру.

— Эй, вы там! — крикнул де Еон обозленно. — Я не скрываю возраста: мне пятьдесят девять лет…

Тут же, на боевой арене, забрызганной кровью побежденных, де Еон с принцем Уэльским составил договор о встрече на рапирах с мулатом. Карльтонгауз дрожал от хохота. Кто-то из публики швырнул в де Еона огрызком яблока. Сен-Жорж оказался благороднее этих зрителей — он пожал руку «старухе»:

— Надеюсь, мы будем драться с наконечниками?

— Никаких помпонов на остриях, — возразил ему де Еон. — Бой будет настоящим, без сентиментальной жалости.

— Но.., как же вы?

— Юбки? — засмеялся де Еон. — Пусть они вас не смущают. Мои юбки сшиты из драгунских штанов.

На следующий день, перед турниром, де Еон заточил рапиру и не прикоснулся к вину. Две нижние юбки и платье, хоть тресни, а пришлось напялить на располневшее к старости тело. Иначе — никак нельзя! Обещали присутствовать лучшие красавицы Англии, а они-то хорошо понимают толк в туалетах… Их не проведешь!

Зажгли газовые фонари, и Карльтонгауз наполнился светом. Ярко вспыхнули из полумрака драгоценности женщин. Разом взлетели к глазам джентльменов лорнеты и монокли. Де Еон глянул на публику — ощутил ее неприязнь к себе. «Ну и рожи… С какого болота прискакали сюда эти снобические жабы?..» Помахивая рукой, стройный и красивый, вышел на арену мулат Сен-Жорж. Гремя крахмальными юбками, голодный и злой, как черт, двинулся на него «кавалер-амфибия»… Мулат шепнул:

— Наденем помпоны… Уверяю — издали никто не заметит.

— Не будем бояться крови, — ответил де Еон.

— Ну, — твердо решил Сен-Жорж, — тогда пеняйте на себя…

Противники разошлись, и в разом наступившей тишине прозвенел отсыревший гонг — банг…

— Сходитесь! — разрешил принц Уэльский. С положения эфеса «ногти вбок» де Еон присел в позиции для первой кварты, и мулат сразу ослепил его своим клинком. Это была мельчайшая сетка ударов, почти незаметных для публики. Но де Еон, как опытный боец, уже ощутил их силу и угрозу.

Молодые мышцы мулата не ведали усталости. А ему сразу же, с первого дегаже, надо рассчитывать и беречь свои силы.

Ему без года уже шестьдесят лет. И — мешают юбки! Сен-Жоржу ничто сейчас не мешает. Его все любят. А над де Еоном только издеваются…

— Терс, терс! — орали с трибун. — Сен-Жорж, колите ее!

Один промах мулата, и плечо его залило кровью. Зал застонал от ярости. Теперь де Еон видел только закушенную губу врага — и дрался насмерть. В лице этого холеного красавца он колотил всю пошлость жизни, которая так оскорбляла его. Которая пренебрегла им. Которая видела его унижение и наслаждалась этим унижением. Которая будет рада, если его сейчас проткнут насквозь.