Конн Иггульден - Империя серебра

— Уж не зависть ли тебя мучает, брат?

— Зависть? Да что ты. Разве что грущу о своей молодости. А мучат меня старые раны, изношенные колени, да еще то, что ты тогда не уберег меня от удара копьем в плечо — вот оно меня теперь терзает.

— Уж лучше оно, чем зависть, — рассудил Хачиун.

Хасар только хмыкнул.

Оглянувшись, он увидел, как к ним через поле приближаются Джэбэ с Субэдэем. Уже по тому, с какой уверенностью чингисовы военачальники вышагивают по летней траве, было видно, что они пользуются непререкаемым авторитетом и властью. Хачиун с Хасаром переглянулись с лукавым под мигом.

— Чай в чашке, мясо в миске, — по-свойски приветствовал вновь прибывших Хасар. — А мы тут обсуждаем, как вернее оберечь Угэдэя, чтобы он и впредь нес для нас девятигривое белое знамя.

Символ объединенных племен по-прежнему трепетал у него над головой — девять конских хвостов, что когда-то пестрели разными родовыми цветами, пока Чингисхан не велел их выбелить в один, единый. И никто не смел посягнуть на этот знак власти, равно как и оспорить Хасарово пользование громадным, на шесть быков, возом.

Субэдэй вольготно устроился на краю настила, свесив с него ноги, и потянулся за лепешками и тарбаганьим мясом. Он знал — Хачиун с Хасаром ждут, что он им скажет. По природе своей немногословный и избегающий внимания, Субэдэй неторопливо поел и пару раз хлебнул архи.

В общем молчании Джэбэ облокотился о войлочную стену и с расстояния озирал город, зыбким белым миражом подрагивающий в переливчатых струях теплого воздуха. Под ласковым сиянием солнца горел золотом купол Угэдэева дворца: казалось, что из города таращится какой-то невиданных размеров зрак.

— А ко мне подходили , — поделился наконец Джэбэ.

Субэдэй перестал жевать. Хасар, скосив глаза, отнял ото рта бурдюк, к которому хотел было приложиться.

— Что вы так смотрите? — повел плечами Джэбэ. — Можно подумать, вы не знали, что это рано или поздно произойдет. Не со мной, так с кем-нибудь другим из нас. Посланец был незнакомый, без указаний на звание.

— От Чагатая? — уточнил Хачиун.

Джэбэ кивнул:

— А от кого же еще? Но без имен. Они мне не доверяют. Так, легкая проба, куда я после этого метнусь.

— Вот ты и метнулся, — криво усмехнулся Субэдэй, — на виду у всех родов. Нет сомнений, что у них теперь за тобой догляд.

— Ну и что с того? — с вызовом посмотрел Джэбэ. — Я по-прежнему предан Чингисхану. Или я хоть раз пытался зваться своим родовым именем Джиоргадай? Нет, я ношу имя, которым меня нарек Чингисхан, и храню верность его сыну, которого он назвал наследником. Какое мне дело до того, кто и что подумает, видя меня за беседой с его темниками?

Субэдэй со вздохом откинул недоеденный кусок:

— Мы знаем, кто, вероятнее всего, попытается сорвать принятие клятвы. Только не знаем, как они думают это обставить и сколько народу их поддержит. Подойди ты ко мне тихонько, Джэбэ, я бы поручил тебе согласиться на все, что они предлагают, и вызнать, что у них на уме.

— Блуждать впотьмах, Субэдэй, — достойное ли это занятие? — с усмешкой спросил Хасар, взглянув при этом на брата с расчетом на поддержку.

Но тот отвел глаза и покачал головой:

— Субэдэй прав, брат. Если бы дело было только в том, чтобы продемонстрировать нашу поддержку Угэдэю и идущим за нами достойным людям… Ты пойми, до Тэмуджина никакого хана у нашего народа не было, а потому нет и законов, по которым переходит ханская власть.

— Законы диктует сам хан, — не моргнув глазом, ответил Хасар. — Я не видел никого, кто бы сетовал, когда он велел нам всем присягнуть Угэдэю как своему наследнику. Чагатай, помнится, и тот преклонил колени.

— Потому что выбор у него был пасть ниц или умереть, — сказал Субэдэй. — А теперь, с кончиной Чингисхана, вокруг Чагатая собрались те, кто нашептывают ему в оба уха. А нашептывают они одно: что единственная причина, по которой он не стал наследником, это его нелады с братом Джучи. А теперь получается, что Джучи нет в живых и дорога свободна.

Он на секунду смолк, вспоминая синеватый снег, окрасившийся кровью, сумрачной и густой. При этом лицо старого воина было абсолютно непроницаемым и бесстрастным.

— У нас еще нет обычаев передачи власти, освященных временем, а потому непреложных, — устало продолжал Субэдэй. — Да, Чингисхан избрал своего наследника, но ум его при этом был затуманен гневом на Джучи. А ведь не так уж давно он открыто благоволил именно Чагатаю и ставил его выше остальных своих сыновей. Разговоры об этом так и бурлят. Мне иногда кажется, заяви Чагатай о своих притязаниях в открытую и пойди на Угэдэя с мечом, добрая половина войска не станет ему препятствовать.