Виктор Ахинько - Нестор Махно

— А почему? — занудно приставал адъютант. — Такую тру-удно забыть!

— Ты по документам разве Петр?

— Не-е. Исидор, — он нагнулся и с металлическим стрекотом подтянул гирю ходиков, что висела уже до пола.

— А почему так записали?

— Понятия не имею.

— Вот и я не имею, — внушительно заключил Махно. — Иди спать!

— Не позволю себе, — адъютант еще подкрутил язычок лампы «летучая мышь».

— Приказываю!

— Тогда бегу с удовольствием, — Лютый любил поспать, да и жена, мать дома заждались. Он спросил доверительно: — Хочешь стихи пописать?

— Не до них. Дневник. Дежурный далеко?

— Алексей Марченко во дворе.

Тикали ходики. За окном спало Гуляй-Поле, и наконец никто не мешал. Нестор достал из подсумка толстую тетрадь в кожаном переплете и написал: «29 ноября 1918. «Гибель» Батьки». Живо вспомнилось, как они возвращались домой по селам и люди шушукались: «Тю, дывысь, Махно! А казалы, шо вбылы!» Умеют же властители пустить пакостный слух. Да бес с ними. То, что его поистине волновало, было вот оно, рядом. Нестор взял «летучую мышь» и вышел в коридор. С улицы заглянул в дверь постовой.

— Можэ, шо хотилы, Батько?

— Нет. Смотри там в оба.

Махно направился в библиотеку. На стеллажиках вкривь и вкось стояли потрепанные учебники, а сбоку лежали книги для преподавателей. Одна мерцала золотым тиснением. Название было не совсем понятное: «Всеобщая психология с физиогномикой».

— Подайте мне ее, — попросил еще днем Нестор. Хотелось узнать, что за физиогномика. Да какая там книжка! Он во все глаза смотрел на учительницу: высокую, тоненькую и кареокую. Чудо, а не учительница. Молоденькая и дорогими духами пахнет. Он ее уже видел. Да раньше нечего было и думать о встрече с такой. Паршивая аристократка и не глянула бы на него. И сейчас нос воротит. Это тебе не Тина!

Девушка молча взяла книгу смуглой тонкой рукой, еле подняла и… уронила на пол. Петр Лютый, неотступно следовавший за Батькой, шустро наклонился и подал тяжелый том. Учительница все глядела в сторону. Ее пугали мрачно блестевшие глаза Нестора. Несколько дней назад коварный поездок покосил лучших разведчиков отрада. Помещик Ленц заманил его в колонию и ударил сзади. В Рождественке приговорили за доносы не кого-нибудь — священника. Глаза всё вбирали, таили. Увидев их, девушка ожглась и не смела больше встречаться с ними.

А Нестор воспринял это как презрение к нему, нищему коротышу, сыну господского кучера. Потому взял книгу из рук Лютого и в сердцах бросил на пол.

— Подними! — велел девушке. Она, казалось, еще более смутилась, покраснела и потупилась.

Во всей округе уже не было человека, который посмел бы безнаказанно ослушаться Махно. Разве что мать. Но она давно не та строгая наставница, стегавшая его скрученной веревкой, а жалкая измученная старушка. Ей и слово-то поперек неловко вымолвить, не то что приказывать.

Девушка не шелохнулась.

— Я говорю подними и дай мне в руки! — повторил Нестор строже.

Сейчас, стоя с лампой и живо представляя ту сцену, он до боли прикусил нижнюю губу: «Анархист, едреный хвост! Князь Кропоткин, если б увидел, умер бы со стыда. Нашел перед кем показывать характер, дурак!» Но сердце подсказывало, что верно поступил: на знакомство и сватовство нет времени, и нрав у него не тот.

Поскольку девушка не повиновалась, Нестор расстегнул кобуру. И тогда произошло то, чего ждало сердце. Учительница вдруг смело взглянула на Батьку, не выдержала его взор, опустила ресницы и, тем не менее, сказала с вызовом:

— Культурный чоловик так бы нэ зробыв. А я вас… нэ боюсь, — и она опять, явно через силу, посмотрела на него такими ясно-карими очами, что Нестор в смятении выскочил из библиотеки. Петр молча бежал за ним.

«Хам, хам!» — говорил себе Махно, и «летучая мышь» подрагивала в его руке. Сердце же радовалось. Такую писаную гордячку он искал всю жизнь и, похоже, нашел.

«Ишь ты, учительница! Галина Кузьменко. Видали мы и более гонористых лошадок. Объездим. Подумаешь, недотрога!»

Он присел к столу и записал в дневнике: «Вчера встретил Галину». Захотелось прибавить: «Свое счастье». Но кто знает, в чьи руки попадет завтра эта тетрадь из имения помещика Ленца, и где оно — верное счастье? Потому написал Нестор другое: «Новогупаловка. Поездок. Мы только учимся воевать».

После удачной атаки на австрийские эшелоны, после порогов, редкого отдыха в Васильевке повстанцы выпили рома, расслабились. А тут донесли: бегает подозрительный поездок. Может, тормознем? Батько подозвал младшего Каретника, что командовал разведчиками из старых солдат-пограничников.