Виктор Ахинько - Нестор Махно

— Ты… Иван? — изумился Нестор. Вакула онемел. — Иди сюда, — Махно подозвал хозяина мельницы. — Твои деньги?

— Мои.

— Точно? Ану приглядись. Если врешь, сволочь…

— Чего смотреть, Нестор Иванович? Николаевские. Потрясите над ладонью. Видите, видите — мука!

Всякие сомнения отпали. Сорока все стрекотала.

— Кто был с тобой? — спросил Махно Вакулу беспощадным тоном. Он был настолько возмущен жадностью и скрытностью, казалось бы, верного соратника, что не пощадил бы и брата. О том, что повстанцы могут быть другого мнения, а то и защитят виновного, взбунтуются — не думалось. Нестор просто не принимал это в расчет. А если бы дрогнул — не быть ему Батькой.

— Дружок Федора Щуся! — с вызовом ответил Вакула, указывая на повстанца из Дибривок. То был тоже испытанный в боях, худой и озлобленный парень, у которого, помнится, сгорела хата. Смотрел он на Нестора волком.

— Ану рвите и его шапку! — приказал Батько.

В ней тоже оказались деньги. С мукой. Члены штаба молча наблюдали эту тягостную сцену.

— Сдайте оружие! — потребовал Махно.

Вакула и его приятель подчинились. Они еще надеялись, что пронесет.

— Предлагаю… расстрелять мерзавцев, — обратился Нестор к членам штаба. — Если этого не сделаем — грош цена революции.

— Да ты что?! — Щусь даже отшатнулся. Сорока примолкла.

— Семен, говори!

Каретник, оскалившись, тёр подбородок большим пальцем.

— Я — «за», — сказал сурово.

— Марченко!

Алексей покраснел, закурил, не мог вымолвить ни слова.

— Говори, люди ждут, — глаза Махно с расширенными зрачками не оставляли надежды.

— «За», — выдавил наконец Марченко.

— Лютый!

— Я воздержусь.

— Ах ты ж, виршеплёт. Калашников!

— «За».

— Чубенко!

— Тоже «за», — никто из них не хотел произносить страшного слова «расстрел». Они впервые должны были казнить своих, и это казалось чудовищным. Но что же делать? Спорить на глазах у взвинченного отряда? Митинговать? Да разорвут же на части или перестреляют друг друга.

— Значит, так. Кто «за», те и приведут приговор в исполнение, — жестко подвел итог Махно. Потом обратился к повстанцам: — Отряд, слушай! Вот эти двое опозорили наше святое дело. Вина их твердо установлена. Мало того, что занялись разбоем, — затаились, бросая грязную тень на каждого из вас. Мы этого ни сейчас, ни впредь не потерпим. Заразу выжигают каленым железом. Штаб принял решение… — Нестор осекся, дыхание у него перехватило. Все стояли без шороха. — Расстрелять перед строем! — крикнул Махно, и передние ряды повстанцев напряглись в изумлении. Люди явно не ожидали такого исхода. — Товарищ Каретник, приступайте!

Вакула и дибривчанин умерли молча.

А чуть позже крестьяне принесли три ящика патронов, которые прятали на черный день.

16 ноября

Опять дождь. Чтоб он!.. С утра началась частичная погрузка германских войск на пароходы… В ходу только русские деньги… В Симферополь прибыл с Кубани отряд Добровольческой Армии… Интересно отметить, как вошел сегодня в порт пароход «Алексей» из Севастополя. Еще в море у него развевался на корме огромный русский национальный флаг. Когда же он стал входить в гавань, то национальный флаг был спущен и поднят голубо-желтый Украинский.

В Екатеринославе бастуют все фабрики и заводы.

Толпа демонстрантов шла по улицам с криками «Долой гетмана», «Да здравствует власть Советов». Австрийский гарнизон поддерживал порядок в шествии. Вся буржуазия попряталась. Вечером прибыло много офицеров-добровольцев, и начались обыски и аресты.

Дорогой Владимир Ильич!

…17 ноября оформился совет Украинского фронта, замаскированно названный совет группы Курского направления. Его состав: я, т. Сталин, т. Затонский… Сейчас можно голыми (да дерзкими) руками взять то, что потом придется брать лбом.

Перевалило уже за полночь. Махно сидел в штабе один. Из открытой форточки тянуло сладковатым запахом снега. На стене, сбиваясь с ритма, словно через силу тикали ходики. Скрипнула дверь, вошел Петр Лютый.

— Теперь мы дома надо-олго, — сказал, позевывая в кулак. — Австриякам не до нас. Они на станциях… А эту кралечку ты разве не помнишь, Батько? Раньше встречались же на улице…

— Нет, — холодно отрезал Нестор. Ему не нравилось, когда лезли в его личные дела, пусть даже и такие близкие люди, как Петя. Тем более, что тут был особый случай.