Виктор Ахинько - Нестор Махно

А Генрих не сдавался, прятался. Его снова находили. Он удирал, и казалось, что этой травле не будет конца. Махно не выдержал, выхватил шашку:

— Стой!

Этот подлый гон коробил его. Рядом переминались Маркусов, Лютый, члены штаба. Гизо, задыхаясь, бежал мимо. Он уже ни на что не надеялся и, на свою беду, не остановился. Шашка зацепила его по затылку, и Генрих упал. Разъяренный Щусь схватил его, приподнял и спросил Батьку:

— Что?

Для помещика это был последий шанс. Теряя силы, он закричал. Ему казалось, невыносимо громко. На самом деле голос уже пропал.

— Никакой пощады! — требовали дибривские повстанцы.

Нестор взглянул на Марченко, Каретника, Чубенко. Никто не проронил ни слова, и участь Генриха Гизо была решена.

Маркусова, который не вмешивался, отпустили с миром.

После такого тарарама ночевать в имении не стали, нашли хутор поглуше. Быстро разместились кто где. Нестор с Тиной спали на сеновале. Утром, когда позавтракали, она принялась перевязывать ему руку. Пустяковая рана не заживала, беспокоила. Конюх, что пришел за сеном, спросил:

— Помбчь?

— А ты что, доктор? — усмехнулась Тина.

— Не-е. Зато у нас тут ведун имеется. Рожденый.

— Какой? — хмуро поинтересовался Нестор.

— Они встречаются двух сортов: деланые и рожденью, как и ведьмы, — охотно объяснял конюх, опираясь на вилы. — Хотя настоящий ведун, понятно, рожденый. От природы, значит. Мне вот этого ярчука подарил.

Тина теперь заметила, что у ног мужика стоит большой серый пес. Глаза его злобно поблескивали. А из-за широких амбарных ворот выглядывал Петр Лютый. Он не доверял тем, кто ходит около Батьки с вилами и собакой, пусть и простой крестьянин. Мало ли что у него на уме. Петр сжимал в кармане браунинг.

— Помесь волка с собакой — ярчук надежнее любого друга, даже и любимой жены, — убежденно сказал конюх. — Дедулька наш, ведун, и с травками крепко знается. Ранку твою в два счета примнет. Позвать?

Он хотел угодить атаману и не скрывал этого. Тина взглянула на Нестора. Тот покусывал губы.

— Не сомневайтесь. Он вас не побоится. Ссамим лешим боролся в обхват.

— Ну, и кто кого? — не выдержал, усмехнулся Махно.

— А никто никого. Наши в одночасье косили в Дибривском лесу. Вдруг ка-ак засвищет, ка-ак повеет. Аж дубы поклонились, и огонь полосой, полосой хлещет, и оттуда вопль грозный: «Гэ-эй! Гэ-эй!» Дед Панас, ведун значит, один не наложил в штаны, кинулся в огонь… — конюх судорожно глотнул.

— Продолжай, — попросила Тина, прикрывая Нестора кожухом. Было довольно прохладно, хотя сквозь щели уже пробивалось осеннее солнце.

— Леший его как сграбастал, ка-ак крутанул… — рассказчик поднял вилы и вертел ими. Лютый оторопел: бежать на помощь, стрелять? Но конюх опустил их. наконец, и продолжал с почтением: — Не тут-то было. Дедок наш тоже не подарок, и покатились они пламенным колесом в чащобу. До самой высокой зари борюкались. А потом Панас…

— Ладно, зови его, — согласился Махно.

Взяв добрый навильник сена, конюх ушел. Появился Щусь, доложил обстановку. Пока всё было тихо.

— Надо ж в Дибривки сбегать, — напомнил Федор. Ему не терпелось увидеть жену молодую, мать, хату: сгорела или уцелела случайно? Чем можно помочь? Как там соседи? Да и хлопцы рвутся домой.

— Всем идти опасно, — заметил Нестор. — Вдруг засада. Давай-ка, наверно, так. Собери только земляков.

Щусь согласился. Зашли Семен Каретник и Петренко. Разговаривая с ними, Махно увидел высокого и совсем не сгорбленного деда, который тихонько приблизился.

— Здоров! — сказал он как будто даже чуть насмешливо. Каретник и Петренко недовольно оглянулись. Они уже начали привыкать, что их беседы с Батькой не прерывают.

— Звал? — так же независимо уточнил дед Панас.

— Проверьте рану, пожалуйста, — попросила Тина.

Члены штаба поняли, что это лекарь и не стали мешать. Дед добыл из кармана тряпочку с толченым цветом тысячелистника, ноготков и центурии, посыпал на рану и пошептал. Тина принялась перевязывать.

— Ярчука где взял? — поинтересовался Нестор.

— В яме вырастил. Рядовой щенок был, — старик опустился на сено, смотрел пронзительно-испытывающе. Махно стало неуютно от его холодного, какого-то потустороннего внимания.

— Ты ведь, малый, там тоже до-олгонько сидел, унюхал, каково оно, — продолжал ведун. — А для человека это еще хуже оборачивается. Меня… не проведешь!

Нестор заерзал на сене. Тина тоже беспокойно отодвинулась от деда, ждала, что милый взорвется. Она уже всякого насмотрелась. Но он почему-то больше не шелохнулся, хотя ясно было, что причислен к волкам.