Ёжи Журек - Казанова

Казанова был не прочь рассказать, что о Станиславе Августе говорят в мире: что он бывший любовник царицы, тогда еще, правда, не царицы — великой княгини, и что именно она посадила его на польский престол, но прикусил язык.

— Честолюбив. Неплохой правитель…

На сей раз инстинкт его подвел. Не только глаза, но и все лицо Астафьева было волчьим.

— Чепуху городишь, сударь. Плохой он правитель, вернее, никакой. В стране ширится анархия, учащаются нападения на наших сограждан, купцов, путешественников, дипломатов. Под угрозой наши интересы. И честь. Понятно?

Надо бы ответить: а какое мне дело до вашей чести, если вы попираете мою, которая мне куда дороже. И ваши интересы меня мало заботят, от своих болит голова. Как я могу осуждать мятежников, если не знаю, против кого и чего они бунтуют, как могу возмущаться нападениями на мирных граждан, если на меня самого напали в стране, призывающей к борьбе с анархией. Но с этим волком надо вести себя как лиса: поджать хвост и улепетывать, заметая следы.

— Не знаю, достаточно ли я осведомлен, но мне все представляется в несколько ином свете. В конце концов, богатство мира неисчерпаемо, и в Польше я надеюсь найти то же, что в других его уголках. Красивых женщин, друзей, благосклонного монарха. — Прервался на секунду, сглотнул. — Деньги.

Астафьев снова сел; от его возбуждения не осталось и следа. Испытующе, как шулер на шулера, посмотрел на Казанову:

— Деньги?

— Если честно, много денег. В последнее время я сильно поиздержался: некоторые мои начинания зашли в тупик. Но деньги нужны не мне лично. Я не о прибылях забочусь. Дело, которому я служу, имеет колоссальное значение — говорю это без ложной скромности, ибо всякая ложь мне противна, — колоссальное значение для всего мира. Потому, в частности, я и прибыл в вашу замечательную страну, потому пытался поговорить с ее императорским величеством.

— Эка! Ты, что ли, масон?

— Не о том речь.

— А о чем?

Отлично. Ему позволяют высказаться, это уже хорошо. Нельзя упустить такой шанс, надо, воспользовавшись случаем, сказать как можно больше.

— Без преувеличения — о будущем человечества. Имя его — Solanum, это по латыни, но мне больше нравится слово картофель [5] Картофель был вывезен в Европу из Америки испанцами (ок. 1580), которые распространили его и в Италии, а затем в Англии. В Восточной Европе он прививался с трудом, население встречало его с недоверием, правительства внедряли его насильно. . Пожалуйста, не смейтесь. Картофель — клубни неприхотливого растения: на любой почве растет безо всякого ухода. В такой стране, как ваша, с его помощью можно будет раз и навсегда покончить с голодом, накормить миллионы людей и домашних животных, которые, размножаясь, дадут в избытке мясо, шкуры и жир.

— Чепуха!

— Не чепуха, а сущая правда. А крахмал для тканей, мука для выпечки, игрушки для детей…

— Кончай нести ахинею. Что мы, картошку не видели?

— Видели, но знаете слишком мало. Этот деликатес с барских столов должен стать доступным каждому: необходимо расширять посевы, разъяснять крестьянам его преимущества. Позвольте стране разбогатеть.

— Будет, сударь, нас сейчас не это интересует.

Казанова чувствовал, что Астафьев не знает, сердиться или смеяться, но любопытство побеждает желание заткнуть ему рот. Для начала неплохо.

— Позволю себе также обратить ваше внимание на то, что из клубней можно без труда гнать превосходную водку.

— У нас есть своя, получше.

Казанова рискнул пойти несколько дальше:

— Эта обойдется вдвое дешевле.

— Если ты не масон, то, уж наверно, еврей! Вдвое дешевле?

— Ручаюсь.

— Ну хорошо, допустим. Но тебе-то какая корысть?

Выслушает, теперь уж несомненно выслушает. Возможно, еще не все потеряно. Возможно, судьба наконец ему улыбнется. У полковника власть, связи, он сумеет убедить кого надо. Еще пригодится кучка картофелин, спрятанных несчастным Пьетро в погребе на постоялом дворе, еще оправдаются слухи о благосклонной фортуне, поджидающей смельчаков в этой стране. Чувство собственного достоинства — вот что сейчас должен увидеть Астафьев на его лице.

— Моя фирма, вернее, предприятие, которое я возглавляю, может поставлять отборную рассаду с наших уже не первый год возделываемых полей на севере Франции, где — прошу обратить внимание — климат ненамного мягче здешнего.

Надо поторопиться — растопыренная пятерня полковника поднялась над столом и застыла, словно готовясь к удару.