Владимир Афанасьев - Тайна золотой реки (сборник)

— Собачки совсем устали, — пьяно промямлил Нелькут.

— Пропади ты пропадом!.. — Бочкарёв схватил его за рукав и поволок к месту, где стояла упряжка торговца Соловьёва. — Ты, Михаил, за мной, следом.

— Понял, атаман, — шепнул Носов.

— Быстро, и ни гу-гу… — Он поманил пальцем Седалищева, бросил на нарты Нелькута и приказал: — Седаль, к утру я вернусь. Как только разделаешься с керетовскими комиссарами, пустишь в расход и этих слюнтяев, — Бочкарёв кивнул в сторону яранги, где остались Барановский и Белинков, — сомнительные…

— Своих — и в расход? — удивился Седалищев.

— Делай, что приказываю! — погрозив кулаком, процедил Бочкарёв.

— А я, атаман, не желаю на людей офицерского звания руки накладывать! — огрызнулся Седалищев. — И прошу не забывать, что я прежде всего направлен в ваше распоряжение генеральным штабом Пепеляева для ликвидации большевистских группировок, а не для расстрелов офицеров доблестной армии адмирала Колчака. И прошу помнить, что только благодаря мне вам стало известно, что под личиной керетовских коммерсантов скрываются руководители Анадырского уездного нарревкома.

— Хватит, Седалищев, хватит! — Бочкарёв еле сдерживал себя, чтобы не залепить пепеляевскому следователю приличную зуботычину.

— Простите, — Седалищев резко оборвал Бочкарёва на полуслове, — вы напрасно теряете время. Пошлите за Гаврюхой Цапандиным, ему безразличны сословия.

— Ну ты и волк, Седаль…

— Не зубастей вас, полковник.

Шаман демонстрировал величие силы камлания над природой и людьми. Гремел бубен. Бандиты горланили песни. Шумела пёстрая разноголосая ярмарка, и всё это тонуло в разливах древнего хомуса, удивительные звуки его уносились в весеннюю даль и, вновь возвращаясь, плыли над традиционной суетой Ысыаха. Ефим Волков стоял чуть поодаль от места шаманского выступления и разговаривал с Софроном Захаровым. Софрон, как знающий нравы и обычаи местного населения, охотно рассказывал Ефиму об известной в крае семье шаманов.

— Корни семьи Винокуровых глубокие, да, видно, подгнивать стали. Время пришло. Что толку-то в шаманах?.. Один шум да крик остался. У людей тундры вера в себя появилась. А это ремесло, которое веками переходило от отцов к сыновьям, от дедов к внукам, рассыпается, как весенний лед в дружный паводок. Одно я скажу, что народ наш доверчивый. Шамана чуть ли не за самого бога принимали. Родила женщина — к шаману бегут, заболел человек — тоже к шаману. Шаман — и бог, и судья, и ещё кто его знает, кем и чем он может обернуться. Удачная или неудачная охота или кто пропал в тундре, в море, аль в полынью колымскую вместе с упряжкой провалился — все идут к шаману. А он знай стучит в холодный бубен да несёт какой-нибудь вздор в камланиях. Чем дольше камлает, тем больше плата… Винокуров не бандит. Он не грабит, не убивает, а зла принёс тоже немало. По его наговорам сколько хороших людей загубили колчаковцы… Народ наш мирный и мудрый, доверчивый и к доброте склонен. Я так думаю, Ефим, что придёт в нашу северную страну весёлое, помолодевшее время.

— Это верно, — задумчиво ответил Волков. — Через десяток лет древнюю страну Олонхо не узнать!

— Здравствуй, Ефим! — легонько Волкова толкнул Данилка. — За разговором ничего не видишь? — И смущённо заморгал густыми тяжёлыми ресницами.

Волков обнял Данилку, стал расспрашивать:

— Прикатил?

— Ага.

— Один?

— С дедушкой.

— А он где?

— В Керетове.

— Хворь напала?

— Лисья…

— Упряжку где оставил?

— За косой.

— Правильно.

— Гавриил и Иосиф здоровы?

— Тебя поджидают.

— Нужен?

— Ещё как!

— Пойдём к ним?

— Они у Софрона собрались.

— Чай пьют?

— Не только…

Ещё с порога софроновской избы Данилка уловил этот взгляд, строгий, озабоченный взгляд Шошина. Волков в ответ безнадёжно развёл руками.

— Все глаза проглядели, — уронил досадно. — Не случилось ли чего с ней?

— Фрося — осторожный человек, — успокоил Софрон.

— Доверчивость может ей повредить, вот чего я боюсь, — сказал Шошин. Усадил Данилку рядом, пододвинул ему кружку с чаем, дал большущий кусок голубоватого колотого сахара. — Грызи!

Данилка робко прильнул к Шошину, потянулся к сладкому подарку. Присутствие стольких взрослых стесняло его. Командиры небольших тундровых формирований собрались здесь, сидели за чаем, обсуждали план действий.

— Фросю ждать не будем, — сказал Софрон.

— Остаётся одно… — Шошин собрался с мыслями. — Утром начнём. Софрон Захаров и Паша Слепцов, вы со своими группами, обезоружив конвойный отряд Седалищева, проведёте аресты здесь, в Нижних Крестах. Степан Рупочев, Пётр Гулевич, Степан Еремин и Егор Бережнов с товарищами захватывают нижнеколымский штаб. Постарайтесь, товарищи, сохранить документацию. Действовать по обстановке согласно революционной инструкции и без самоуправства… Вместе с походчанами выступят рыбаки со Становой, Курдигина и Горлы. Все они собрались у мархаяновских рыбаков. Оленеводы Иннокентия Ивановича Батюшкина, товарищи, начнут с Колымского. Люди оповещены, вооружены, упряжки подготовлены. К утру перенесём имеющийся в наличии пулемёт из Керетова сюда, в Кресты.