Гор Видал - Империя

— Вы хотите сказать, что Херст их напечатает?

— Конечно. Он жаждет мести. Мистер Рут и вы провалили его на выборах.

— А на что он рассчитывал? Республика не может ждать, пока ее уничтожат. — Это было сказано с такой злостью, что Каролина даже отпрянула от собеседника.

— Вы полагаете, что он на это способен?

— Я считаю, что он способен на все. Он вне нашего закона, наших соглашений, нашей республики. Он верит в классовую войну. Вот почему я готов на все, чтобы с ним покончить…

— Вы и сделали все, он же заявил, что никогда больше не станет добиваться выборной должности. — Херст был в неописуемом гневе. Он лидировал, но снова благодаря вмешательству извне проиграл выборы, которые уже были у него в кармане: на сей раз этому дураку Хьюзу. Из полутора миллиона голосов Херсту не хватило пятидесяти восьми тысяч. Кроме Херста, в этот раз победили все кандидаты демократического списка, и произошло даже прежде неслыханное: должность вице-губернатора, самую незначительную из всех, выиграл демократ из северной части штата, аристократ по имени Ченлер, не пользовавшийся популярностью в массах или где-то еще. Рузвельт уничтожил Херста. Чем теперь ответит Херст? — Как я понимаю, — сказала Каролина, — демократы, как и республиканцы, тоже получали деньги от «Стандард ойл».

— Поэтому можно понять, почему этот благородный гражданин, располагающий доказательствами коррупции, отложил их публикацию на несколько лет; его волновало не торжество правосудия, а соображения собственной карьеры.

Рузвельт говорил, обращаясь не столько к Каролине, сколько к вечности, и Эдит, не терпевшая вечности на пустой желудок, подала знак, что время идти к столу.

— Я никогда больше не буду кандидатом. Но я по-прежнему остаюсь в Нью-Йорке и буду отстаивать принципы реформ, за которые всегда боролся. — Так Уильям Рэндолф Херст расстался с политикой как кандидат на выборную должность. Но Блэз знал, что Шеф будет теперь еще сильнее, чем прежде. Свободный от политиканства, связанного с охотой за голосами, Херст может делать все, что ему придет в голову, в том числе попытаться переделать саму республику. Он лучше многих знал изнанку (как правило, грязную) этой республики и знал, что с помощью денег и времени, а также своей Независимой лиги он сможет определять исход бесчисленных выборов.

Что касается Брайана, то он был вынужден менять позицию в соответствии с меняющимися ветрами. Где сегодня серебро по курсу шестнадцать к одному? Некогда единственное средство, с помощью которого американский рабочий, прибитый тремя гвоздями к золотому распятию, мог подняться (или опуститься еще ниже?), было всеми позабыто. Но, в отличие от Брайана, Херст никогда не отказывался от своей программы. Теперь с ним было покончено как с политической фигурой. Конечно, он мог с помощью своих газет по-прежнему оставаться трибуном трудящихся. Почему он выбрал для этой цели трудящихся, для Блэза по-прежнему было загадкой, но он не мог отказать Херсту в последовательности, в отличие от Брайана или Рузвельта, которые вечно метались в разные стороны. Что все-таки думал Рузвельт об этой скале, на которой стояла его партия, — о тарифе, по поводу которого он вздыхал в частных беседах и называл «печальной необходимостью», ценой, которую он должен заплатить своим сторонникам за империю, что он оставит потомкам. По крайней мере Брайан был последователен в своей ненависти к войне и завоеванию далеких территорий и присоединению темных рас. У Херста было двойственное отношение к рузвельтовскому видению империи. Иногда он его одобрял, иногда нет.

Блэз относил это на счет ненависти Херста к Британской империи, все-таки добрую часть его сторонников составляли ирландцы. Когда Херст не мог ничего придумать, выступая перед ирландской аудиторией, он заявлял, как будто это только что пришло ему в голову: «Знаете, если я когда-нибудь стану президентом, я первым делом пошлю послом при Сент-Джеймсском дворе американца ирландского происхождения [165] Эту «угрозу» осуществил Франклин Рузвельт, направив послом в Лондон Джозефа Кеннеди, отца будущего президента Джона Кеннеди. . Это их взбодрит». Аплодисменты он срывал оглушительные. И продолжал: «Я предлагаю это сделать любому будущему президенту и надеюсь, что они прислушаются к моему совету».

К Теодору он относился с презрением. «Он продался дьяволу, чтобы быть избранным, и надо отдать ему должное — он честно выполнил условия этой сделки». Блэз знал, что первая часть этого заявления соответствовала действительности. Рузвельт в дни своей знаменитой предвыборной паники обещал богачам все. Но потом, зная, что он больше не будет баллотироваться, он почти всех обманул, или, как сухо выразился Фрик, «Мы его купили, но он остался некупленным».