Потом, конечно, поехали в город. Во дворце Георгий их всех одаривал тем, что было уж приготовлено. Опять обнимались. Сели за стол.
Мстислав Мстиславич хотя и простил Георгия, но прямо объявил ему, что справедливость восстановит и посадит на владимирском столе Константина. Это было сказано при всех. И Георгий снова удивился этому человеку, который свою удачу, свое благословение Божье тратит не на себя, а на какую-то там справедливость. Что ему Константин? Мстислав Мстиславич сам мог сесть на владимирском золотом столе, присоединить к великокняжеским владениям и Новгород, и Смоленск, и Рязань, и Чернигов — и никто не посмел бы его осудить за это! Наоборот — любая земля приняла бы его с радостью и восторгом, с колокольным звоном и дарами. Неужели есть сила сильнее выгоды и жажды власти? Выходит — есть, приходится в это верить. И теперь, и учитывать это в дальнейшем.
На следующий день состоялось вокняжение Константина. Весь город собрался его приветствовать. Его во Владимире всегда помнили и любили и были рады, что он стал их государем. Георгий же при этом вынужден был присутствовать, Мстиславу Мстиславичу и в голову, наверное, не приходило, что такое торжество справедливости может вызвать в ком-то горькие чувства. Тем более — в бывшем великом князе Георгии Всеволодовиче, ведь он осознал свою неправоту, покаялся и примирился с братом.
После того как Константин поцеловал крест владимирцам, а они — ему, было объявлено о решении участи бывшего государя. Давал ему, Георгию, великий князь Константин — а на самом деле Мстислав Мстиславич — небольшой городок Радилов на Волге. И Георгий Всеволодович кланялся и говорил слова благодарности. Надеяться на что-то большее и нельзя было, ведь еще совсем недавно он не был до конца уверен, что ему оставят жизнь. А тут все-таки город, да позволили взять с собой дружину и достаточно имущества для жизни. Дружина была небольшая, человек сорок, и состояла вся из тех, кто оставались в городе, да тех, кто сумел сдаться в плен у Липицы. Остальные дружинники Георгия в основном все погибли и — малой частью — разбежались кто куда.
Брат Константин, понимая состояние Георгия, посоветовал ему отправляться на следующий же день. В эту пору добраться до Радилова Городца лучше всего было водой — по Клязьме до Оки, а там и до Волги рукой подать. Тут же великий князь распорядился строить ладьи и наседы, и все было приготовлено удивительно быстро. Пока шла подготовка к отъезду, а вернее сказать — к отплытию, Георгий почти все время провел на могиле отца. Горожанам, собравшимся посмотреть, как их бывший князь прощается с дорогим сердцу местом, жаловался на брата Ярослава. Говорил, что Ярослав во всем виноват — подбил на нехорошее дело, но теперь, слава Богу, все закончилось.
На следующее утро, бросив последний взгляд на стены родного города, Георгий Всеволодович с семьей, дружиной и немногочисленными друзьями отбыл к своему новому обиталищу. Среди друзей его находился епископ владимирский Симон, который был обязан Георгию своим саном и не пожелал изменить благотворителю в дни его злополучия.
Князь Ярослав Всеволодович, главный зачинщик войны, убежав от Липицы, никаких угрызений совести не испытывал. В отличие от Георгия ему удалось увести с собой и тем самым спасти от топоров и дубин новгородских более сотни отборных своих дружинников. Так что, пробираясь домой глухими лесными дорогами, он все еще мог считать себя и свою дружину значительной военной силой. Жаль было, конечно, что так нелепо закончилось сражение. Но ничего — будут следом и другие! Жаль было и дорогого шлема — свалился с головы, а поднять его не нашлось времени: если бы бросился поднимать, то как раз угодил бы под ноги пешему новгородскому полку и лежал бы сейчас ободранный и никем не узнанный вместе с тысячами других — сладкой пищей для волков, медведей и воронья хищного.
Потом шлем забылся, забылось и сожаление о нем — понемногу занялась и запылала внутри дикая, сжигающая злоба. Такой он на поле боя не испытывал. Хотелось только одного — убивать. Убивать людей, рубить наотмашь податливое человеческое мясо! Пусть все видят, как он, князь Ярослав, может быть ужасен.
Из-за этой злобы, помутившей его рассудок, Ярослав и потерял свою дружину.
Злоба требовала выхода. Убивать же пока было некого, и он стремился как можно скорее добраться до дому — до своего Переяславля. Там обязательно кто-нибудь попадет под горячую руку, и нестерпимый свирепый жар хоть немного будет утолен. Ярослав гнал и гнал, дружина едва поспевала за ним, и вдруг до него дошло, что многие, отстав, больше его не догоняют. Он понял это, когда менял третьего коня, удушив его непосильным бегом, как и первых двух. Войско стало меньше едва ли не наполовину!
Читать дальше