Анатолий Субботин - За землю Русскую

Не затихла песнь в ушах, а перед глазами не Данилова поляна — овраг у Нутной. Ивашко усмехнулся, вспомнив, как упала там Васена, как взглянула в лицо ему, когда нес ее на руках… Потом встретил Васену в хоромах лучника Онцифира. Смутилась девушка. Слова не молвила. Видел Ивашко Васену и в хороводе на Буян-лугу… Прошла мимо, опустила глаза.

Не хочется Ивашке думать о Васене, а думы сами идут. Не по себе дерево подрубил, не по себе пиво сварил. От невеселых дум и на сердце горько.

На Буян-лугу людно. Скрипят качели, смех и шутки у забав скоморошьих. И Ивашко явился нынче на Буян-луг не в лаптях, не в посконной рубахе. Сапоги у него синего сафьяна с высокими каблуками, полы у кафтана обшиты серебром. Осмотрелся — не видно лица знакомого. На полюбовном кругу борцы ходят. Поглядел — не стало веселее на сердце. Молодушки окружили Омоса, потешает он их сказками да прибаутками. Ивашко прошел мимо, не остановился. На берегу Волхова в горелки играют: будто цветы расцвели белые, голубые, алые девичьи летники.

За Рогатицей, ближе к устью ручья, разрослась густая зелень ракитника, а на самом устье раскинул богатырские лапы Мстиславов дуб. Сказывают, посажен этот дуб князем Мстиславом еще в те дни, когда мастер Петр строил собор Николы в Дворищах. В ту пору будто бы на устье и дальше, по ручью, шумела роща березовая. Роща давно погибла; не осталось и людей в Новгороде, которые помнят ее. Но дуб стоит. Среди зелени ракитника вознес он гордую свою грудь.

Ивашко пробрался через ракитник к дубу и остановился, пораженный открывшимся зрелищем.

Впереди — раздолье Волхова. День тихий, многоводная река так спокойна, что смотришь — и кажется: ничто не способно всколыхнуть ее застывшего лона. Напротив, через реку, темнеют стены Детинца. Золотые шеломы святой Софии, поднимаясь над стенами, как бы сливаются с ними в одной величественной и нераздельной силе. Даже дубки и липы, зелень которых скрывает с непроезжей стороны ограду Детинца, и те будто извечно стоят тут.

От причала на перевозе в Неревском конце отвалила ладья. Забирая против течения, она шла к этому берегу. Ивашке видно, как всплескивают, ударяясь о воду, крылья весел. И при каждом всплеске их над водой дрожат белые искорки брызг. Отражая голубую твердь, река выглядит такою же бездонной, как и небо, раскинувшееся над нею.

На берегу, позади Ивашки, послышались девичьи голоса. Ивашко оглянулся. Близко, совсем близко от него девушка в алом летнике, на голове венок… Васена!

— Здравствуй, добрый молодец! Один на берегу, не любо, знать, тебе гулянье… А может, ждал кого?

— Н-нет, — промолвил. — Не ждал.

— Так ли?

— Не ждал, — повторил Ивашко. — Любуюсь на Волхов…

— Ой, тебе ли, княжему дружиннику, в стороне, скрываючись, веселье искать? — упрекнула Васена. — Не собрался ли куда?

— Не знаю, — сорвалось слово, а какое — и не подумал.

— Может, на ушкуях в Заволочье? — улыбнулась насмешливо.

— Нет.

Ивашко справился с неловкостью неожиданной встречи. После того, что сказала девушка об ушкуях, он даже рассердился на нее.

— Смеешься ты… Чем я повинен? — спросил.

— А ты не смеялся надо мной в тот день, на торгу, — сказала Васена и вдруг, покраснев, опустила глаза. — Встретила когда тебя. Смешной казалась.

— Не смешной, а…

— На том спасибо, если правду молвил.

— Васена!

— Ой, и зовут как — вспомнил… За то, что из беды выручил, я не сержусь, а нес когда — боялась.

— Чего?

— Не уронил бы…

Васена убежала, догоняя подруг.

Утром Андрейка побывал у батюшки. Стефан Твердиславич ласково его встретил: обнял, потом, отступив, полюбовался на статного молодца, словно не верил, что перед ним сын, Андрейка. Вырос тот за прошедшую весну, загорел, возмужал.

— Слышно, Ондрий, гонцом ты с Ладоги от Семена Борисовича? — спросил Стефан Твердиславич.

— Да, батюшка. Поклон велел передать тебе Семен Борисович.

— Ну-ну, ишь как! Зрю на тебя и дивлюсь — витязь витязем. Встретил бы на улице — не признал. Небось гнал коня, рад, что в Новгороде?

— Спешил и коня гнал… Наказ о том был от воеводы. — Что слышно на Ладоге? У нас досужие языки плетут, будто свейское войско на рубеже, поход будто собирают свей?

— О том и на Ладоге слух, батюшка. Посол свейский у воеводы…

— Не гость ли торговый заместо посла? — усмехнулся Стефан Твердиславич.

— Не гость, лыцарь свейский. Шел он к Новгороду, да ладью в бурю разбило на порожках. Следом за мной будет он в Новгороде.