Анатолий Субботин - За землю Русскую

— Скользко.

— Вольней так-то, будто на вощеном полу.

— Тебя бы в вощеную горницу.

— Ничего, и тут не скулю. Глянь-ко на Волхов, Васюк!.. Силища-то, о!

Огромные волны, тряся рыжими гривами, одна за другой катятся к берегу и, окатив его брызгами, отступают с глухим ворчанием. Ветер клонит к земле молодые березки на склоне, неистово свистит в уши. Васюк вдруг остановился.

— Волхов… Гляди, Миша, — выкрикнул он трясущимися губами. — Обратно… Ей-ей, обратно! Течет-то к Ладоге…

Михайло насупился. Он тоже заметил необычное течение реки. Угрюмо буркнул:

— Ино, безгоды жди, Васюк, перед безгодою он супротивничает.

— Не Орда ли валит на Новгород? — предположил Васюк.

— Не каркай, ворон! — не оборачиваясь, сердито огрызнулся Михайло. — Мимо шла Орда, а не достигла Новгорода. Нынче Орда далеко, бают, за рубежом… В Угорской земле она.

— Бают, да кто о том ведает? Намедни старец через Ладогу к Валааму шел, страшное сказывал.

— Чем стращал-то твой старец?

— От мощей, от киевских угодников шел. Пуста, сказывал, Русь. Грады разрушены, погосты выжжены, люди скитаются по лесам. Так он и молвил: не одолеть Руси Орду, быть разоренну и Великому Новгороду. В одном, сказывал, спасение: идти на союз с лыцарями, звать их на защиту…

— Ну, завел, жужелица! Жж… Жж… — Михайло повертел пальцами около своего лба. — Не тебе бы, рубежному ратнику, молвить о зле, не мне слушать. Ино, чьим пенькам молился твой старец.

— Чудной ты, Миша! Бывалый старец, не грех такого послушать.

— Хм… — насмешливо хмыкнул Михайло. — Не грех послушать, только от слов таких, как у твоего старца, дух поганый… Жаль, не слышал; попытал бы, чей он «угодник»?

Михайло стоял возле самого обрыва, опираясь на рукоять ослопины, как на меч. Разговаривая с Васюком, он смотрел на бушующую внизу реку, поджидая: не донесется ли оттуда давешний голос?

Страшен и гневен в бурю старый Волхов. Кажется Михайле — не волны катятся к берегу, а табуны диких коней, разметав ковыли-гривы, мчатся по простору. Не ветер свистит в ушах, а с визгом и воем скачут лихие вороги. Не белая пена играет на гребнях волн — блестят хищно оскаленные зубы. Вал за валом мчатся они, а на берегу моросит дождь. Тысячами тонких, как иглы, прозрачных стрел падает он на землю и исчезает, впиваясь в нее. Уже не вмещает земля влаги, опилась она; бегут с холма мутные струи потоков, сливаясь в Волхове.

Холм, на котором срублен сторожевой городок, находится ниже порожков. В излучине у холма путь реке преграждает скала — она далеко выдалась вперед. Катится волна, ударит с разбегу о камень и, точно облаком, окутает его брызгами. Спадет волна, и скала снова возвышается над рекой, темная и неподвижная. Словно бы не волна лютует над нею, а кто-то, играючи, плеснул воду на ее каменный бок, поиграл с травяным колпаком на макушке, согнул редкие березки, что зелеными перьями торчат из расщелин.

— Не разобрал я давеча, с какой стороны голос шел, — с сомнением произнес Михайло. — Не попритчилось ли на ветру? Голоса-то не слышно, Васюк!

— Не слыхать, — ответил Васюк и покосился на спуск. — А может, принял Волхов?.. Нешто и нам мокнуть, пойдем в избу, Миша!

Не затихли последние слова Васюка, как совсем близко ветер выбросил из-под обрыва:

— О-о-о!

— Голос, слышь, Васюк! — оживился Михайло. — Ей-ей, голос!

— Н-не знаю, — оробел Васюк. — Христос с ним, Миша! Что кому написано — не обойдешь.

— Молчи, живые там люди.

— А может, и нет, — усомнился Васюк. — Может, бес заманивает.

Крик повторился. Васюк перекрестил грудь. В мути дождя лицо его выглядело серым, как зола. Отступил дальше от обрыва.

— Пойдем, Миша!

— Погоди!

— Чего годить? Не видали ничего, не слыхали…

— Стой здесь, а я…

— Куда ты?

— Спущусь к воде, узнаю, — Михайло показал под обрыв.

— Брось, Миша, скользко, несдобровать.

— Авось…

Михайло пошел к обрыву. На самом краю его он остановился. Грозен Волхов. Не старые ли боги [34] Древнеславянские, языческие. взволновали его, не им ли скулит мольбище ветер?

Васюк не мог бы сказать, долго ли пропадал Михайло. Если б не стыд, он давно ушел бы в сторожевую избу. Дожидаясь Михайлу, сердито ворчал и бранил его:

— Силен, ишь каков… Смоет волна, тогда небось ко мне с зовом… Не пойду. Назло не пойду… Да и ждать не стану.

Васюк решительно поправил шелом и стал подниматься на холм. Там, где стоял он, рябит на земле след от лаптей — клетка в клетку. И только Васюк почувствовал было себя молодцом, как нечаянно поскользнулся. Лежит на мокрой траве во весь рост.