— Доходил и ко мне слух о чужом попе, — промолвил он. — А видеть, если и был он, не привелось. Мало ли бродит их, безместных, пропитания для ради! А когда ждут, болярин Федор, на княжем дворе подводы и посошных из вотчины святой Софии? — заминая речи о попе, спросил Лизута.
— Завтра ополудни.
— Боюсь, успеют ли, а к вечеру будут.
Федор Данилович знал о попе Семене только то, что услышал о нем от Ивашки. Ивашко, не найдя захожего попа в Новгороде, после того как увидел его на Буян-лугу, пришел к Даниловичу и сказал о встрече с «чужим попом» на займище у Данилы, о том, что поведал ему после о попе Данила. Федор Данилович побранил Ивашку за опоздание с вестью. Искали Семенка Глину в городе и на путях — не нашли. От Федора Даниловича не укрылось, что сейчас напоминание о гонце Нигоцевича встревожило владычного боярина, стал он покладист и иными словами, чем раньше, заговорил о подводах и о посошных. «Замаран хвост у болярина Якуна, — подумал Данилович. — Не зря приходил поп».
— Ждать велишь завтра, болярин, подводы из владычной вотчины? — спросил Федор Данилович, будто не придав значения тому, что сказал он о Глине.
— В ночь нынче выйдут, — ответил Лизута. — А тех, кто не выполнил княжий указ и повеление владыки, разыщу…
Олексич велел дружинникам, которых брал с собой в непокорную волость, седлать коней. Строгий наказ Александра Ярославина не давал времени на сборы. Перед тем как Олексичу и сопровождавшим его отрокам выехать со двора, воевода Ратмир осмотрел сбрую на конях, ладно ли сидят кольчуги, не заржавели ли копья.
— Не велик поход, — сказал он, — да, не ровен час, и на малом споткнется конь. А ты, Олексич, помни: охочих молодцов и посошных возьми с собой в Новгород, ослушников остепени, взыщи с каждого, что положено. — Все исполню, осударь-воевода, — обещал Олексич. — И к тебе слово, паробче, — Ратмир поманил Ивашку, стоявшего у стремени оседланного коня. — Подойди! Ты на Шелони жил, ведаешь места тамошние.
Строгий взгляд его, устремленный на Ивашку, был так неприветлив, что молодец смутился, не зная, за какую вину сердит на него воевода.
— Бывал и на Шелони, и в борах, — молвил.
— Вместо тебя в Заильменье Олексич возьмет другого отрока, — указал Ратмир. — А тебе, паробче, — взгляд воеводы стал добрее, — идти на Мшагу. На Мшаге, близко Шелони, погост… Запомни — Медвецкий. Живут в том погосте железные мастера, домники и искусные кузнецы. К ним тебе путь.
— По твоей воле, осударь-воевода, — услышав последние слова Ратмира, обрадовался Ивашко тому, что доведется увидеть Шелонь.
— Скажешь мастерам на погосте указ княжий, — не слушая Ивашку, продолжал воевода. — Указал-де князь Александр Ярославич немедля слать в Новгород железные крицы и все оружие, какое сковано — копья и рогатины, топоры и ножи — все везли бы. Успеет ли к походу оружие со Мшаги — с тебя спрос. И о том молвишь: не велел-де Александр Ярославич из погоста ихнего брать посошных ратников, — стояли бы мастера при своем деле. Из Новгорода пойдешь на Ракому, оттуда Шелонь рукой подать.
…Стоявшая недавно еще сырая, дождливая погода сменилась теплыми сухими днями. Временами на небе собирались синие грозовые тучи, громыхал гром. Но, прошуршав по траве и зеленой листве деревьев тяжелыми, как орехи, дождевыми каплями, тучи рассеивались, не успев даже смочить пыль на дороге.
Солнце стояло высоко, когда Ивашко добрался к Медвецкому погосту. Он ожидал увидеть чуть ли не городок, а вместо городка — полтора десятка изб кривым посадом разбросались по крутому берегу Мшаги — лесной, красноводной реки.
Рубленные из сосновых кряжей, почерневшие, обожженные студеными зимними ветрами и летним солнечным зноем, избы подслеповато щурятся волоковыми окошками на свет божий. Вдоль улицы зеленеют густые завесы рябин и черемух. За дворами, прячась в оградах, наливается вишенье. Стаи воробьев, шумно, как вода на порожках, вспархивают и перелетают с места на место, виснут гроздьями в зеленой листве. У околицы, при въезде на улицу, зеленым шатром раскинулся старый дуб. Могучий ствол его покрыт зарубками и ссадинами. И гулянья веселые, и хороводы девичьи, и мольбища стародавние — все перевидал дуб. Вокруг него — ровная, утоптанная лужайка. В тени, на брошенном чурбаше, сидит плечистый, крепкий на вид старик. Он прилаживает к косью косу-горбушу. Две готовые косы лежат рядом, на земле.
Ивашко спешился. Ведя в поводу коня, подошел к старику.
Читать дальше