Антон Хижняк - Даниил Галицкий

— Людей русских знают там, уважают, ибо силу чуют нашу. — Твердята закашлялся и тяжело вздохнул. — Князю Роману царь греческий Алексей челом бил, просил спасти от половцев. И ведь спас князь Роман. Собрал полки свои галицкие да волынские. Три года назад это было. А куда в прошлом году греческий царь убегал из Царьграда, от крестоносцев? К нам в Галич. Везде о Руси знают.

Он снова закашлялся и долго сидел, тяжело дыша. Все молчали, в гриднице стояла тишина.

— И на запад зорко смотреть нам нужно, — продолжал Твердята после передышки, — ибо там есть много недовольных нами. Все знают, что князь Роман приютил царя греческого…

— А разве мы забыли, как приходили к нам послы из Рима, от Папы Иннокентия Третьего, после взятия Царь-града? — спросил Василий Гаврилович. — Помните, что ответил им князь Роман?

В памяти у всех всплыли гневные слова князя Романа, сказанные папским послам.

«Такой ли то меч Петров у Папы? — говорил Роман. — Иж имать такой, то можеть городы давати, а аз доколе имам и при бедре, не хочу куповати ино кровию, яко же отцы и деды наши размножили землю Русскую».

— Меч русский могуч в руках наших, и держать его должно острым, — закончил Твердята Остромирич.

Мирослав радостно улыбался, посматривая на Семена, а тот в знак согласия утвердительно кивал головой.

Долго сидели бояре, о многом переговорили и не услышали, как в гридницу зашел сотский Дмитрий. Молодой красавец стоял у порога. Он снял сверкающий шелом, и русые кудри рассыпались по плечам. Кольчуга плотно облегала его широкую грудь. Держа шелом левой рукой, он земным поклоном приветствовал гостей. Все уважали Дмитрия. Он был любимцем князя Романа. Князь Роман назначил его сотским, хотя Дмитрий был еще молод.

— Что скажешь, боярин? — обратился к нему Мирослав.

Дмитрий тряхнул кудрями, откинул их рукой со лба — они спадали на глаза — и подошел к столу.

— Дозволь молвить, отче, — начал он, еще раз поклонившись всем и отдельно княгине. — Ездил я недалеко от Звенигорода, в свое оселище, князем Романом пожалованное. Это оселище князь Роман отобрал у изменника боярина Владислава. Поведали мне смерды, что вчера у Звенигорода побывало два всадника, хулу изрекали против княжича Даниила, стращали, что вернется боярин Владислав с земли Северской.

Разговоры оборвались, всех ошеломила зловещая новость. В повседневных хлопотах начали забывать о Владиславе, изгнанном князем Романом. Наглым крамольником был боярин Владислав. Владел он многими оселищами, много земли захватил он и разных угодий. Пятьдесят пять оселищ было у него. Владислав был против князя Романа, не хотел, чтобы соединились в одну землю Галич и Волынь. Да еще и к венгерскому королю заглядывал, вел с ним тайные переговоры.

Семен Олуевич покраснел и, разъяренный, выскочил на середину гридницы.

— Слышите, что молвил Дмитрий? Лезут к нам змеи-гадюки, кусают нас. Слышите? Можем ли мы сидеть спокойно?

Тяжело стуча коваными сапогами, в круг вошел Судислав, стал впереди Семена. Из-под мохнатых бровей по-волчьи забегали его зеленые глаза. Он окинул взглядом все скамьи, вытер пот на широком приплюснутом носу, постучал посохом об пол.

— Почто шумишь? — впился он пронизывающим взглядом в Семена. — А вы все слушаете! Увидели двух всадников и уже струсили. Да разве так Роман учил нас встречать недруга?

Бояре зашумели. У Судислава, старавшегося перекричать их, сорвался голос, и он, кашляя, визгливо выкрикивал:

— Убоялись! Вояки! Княжичей надо беречь, чтобы ночью не выхватили их. Служить княжичам — честь для бояр! Я Данилку к себе возьму: у меня двор надежный и дружина своя вооруженная.

— Зачем брать?

— Сыскался родственник!

— Пускай берет!

— Чтоб его болячка взяла!

— Кого же слушать? Княгиню?

— Боярам, боярам честь!

— Взять княжичей!

— Не давать!

Все, вскочив с мест, толпой двинулись к столу. Мария отшатнулась к стене и умоляющими глазами искала Семена, Мирослава, Василия. Но их завертело в клокочущем водовороте. Дальновидный Мирослав быстро сообразил, что в такой неразберихе недалеко и до беды. Он еще не забыл, что случилось двадцать лет назад. Тогда своенравные, упрямые галицкие бояре поднялись на дыбы против могущественного и грозного Ярослава Осмомысла и сожгли на костре его любовницу Настасью. Двадцатипятилетний дружинник Ярослава Мирослав своими глазами видел это все. Осмомысла захватили в гриднице и не выпускали оттуда до тех пор, пока Настасья не сгорела на костре, разложенном во дворе замка. Особенно яростно кричал Судислав, молодой, тогда тридцатилетний, боярин, науськиваемый степенными боярскими старшинами. Он больше всех суетился и выкрикивал: «И князя тащите сюда — пусть погреет свои косточки…»