Всеволод Соловьев: Наваждение

Можно себѣ представить, какая поднималась возня и какія иной разъ выходили исторіи! Между нами разыгрывались водевили, комедіи и драмы; мы дружились, ссорились, враждовали, а по мѣрѣ того, какъ нѣкоторые изъ насъ выростали, являлась и нѣжность, и поцѣлуи въ уголкахъ, и планы будущихъ супружествъ. Конечно, все выходило на свѣжую воду, раздувалось, дополнялось всевозможными сплетнями нянекъ и тетенекъ. Начинались слѣдствія и сообразные съ обстоятельствами дѣла приговоры. Бѣдная мама иной разъ доходила до полнаго изнеможенія, надсаживала себѣ грудь въ роли верховнаго судьи и съ отчаянными фразами запиралась въ свою комнату.

Въ такой-то Ноевъ ковчегъ суждено было попасть и Зинѣ. Ея мать была большимъ другомъ мамы и передъ смертью написала ей письмо, въ которомъ поручала «ея золотому сердцу» свою бѣдную дѣвочку. Отца Зина и не помнила — онъ умеръ чуть-ли не въ самый день ея рожденія, а опекуны были очень рады пристроить ее въ нашемъ семействѣ.

Это было раннею осенью, мы только что вернулись съ дачи. Я, помню, сидѣлъ въ своей комнатѣ весь запачканный красками передъ начатымъ мною пейзажемъ, когда ко мнѣ влетѣла сестра Катя.

— Пойдемъ, пойдемъ скорѣе! — едва выговорила она, переводя духъ. — Знаешь, Зину привезли, она тамъ съ мамой въ гостиной…

— Ты ее видѣла?

— Да, видѣла, она хорошенькая… вся въ черномъ… только не плачетъ… Пойдемъ-же скорѣе.

— Я-то зачѣмъ пойду? Слава Богу, еще успѣю разглядѣть… Видишь — рисую… и пожалуйста не мѣшай мнѣ до обѣда…

— Что это ты? Кажется, интересничать вздумалъ… ну, такъ сиди… Ты думаешь, ты такой важный баринъ, что къ тебѣ въ комнату ее приведутъ представляться… какъ-же! Жди!

И Катя убѣжала.

Я нисколько не «интересничалъ», по крайней мѣрѣ, вовсе не думалъ интересничать. Я зналъ, что этой Зинѣ всего лѣтъ тринадцать, самое большее четырнадцать, и ея появленіе у насъ въ домѣ нисколько меня не занимало. Я тогда только что начиналъ считать себя взрослымъ молодымъ человѣкомъ, я уже заѣзжалъ къ Огюсту брить воображаемые усы и заказалъ себѣ новый фракъ у Циммермана. Я былъ влюбленъ въ молоденькую танцовщицу, съ которой меня даже обѣщали познакомить — и какое-же мнѣ дѣло было до какой-нибудь маленькой дѣвочки!..

Я преспокойно остался предъ мольбертомъ и продолжалъ работать. Но чрезъ нѣсколько минутъ, недалеко въ корридорѣ, послышались голоса, двери распахнулись, и ко мнѣ вошла Катя, ведя подъ руку нашу новую гостью, а за ними вся ватага дѣтей.

— Вотъ это нашъ старшій братъ, André, который теперь что-то очень заважничалъ и считаетъ себя большимъ человѣкомъ… Только мы не очень-то его боимся! — объявила Катя, смѣясь и дѣлая мнѣ гримасы.

За нею и дѣти разразились хохотомъ и принялись прыгать кругомъ меня и бить въ ладоши.

Въ первую секунду я хотѣлъ было раскричаться и пугнуть ихъ хорошенько; но сразу при этой Зинѣ все-же было неловко, да и сама она меня неожиданно поразила. Я почему-то ожидалъ увидѣть какую-нибудь маленькую дикарку, а между тѣмъ предо мной стояла и глядѣла на меня большими темными глазами изящная высокая дѣвочка, съ удивительно нѣжнымъ и блѣднымъ лицомъ, еще болѣе нѣжнымъ и блѣднымъ отъ чернаго траурнаго платья.

Я даже сконфузился и смущенно поднялся со стула. Она мнѣ присѣла, внимательно меня разглядывая.

— Pardon, ne vous salissez pas? — чувствуя, что краснѣю, сказалъ я и протянулъ ей руку.

— Ну вотъ, ну вотъ! Ну какъ-же не важничаетъ!.. Даже извиняется… Сейчасъ онъ тебя назоветъ «Mademoisselîe» и начнетъ говорить комплименты… а ты, знаешь что?..

Катя нагнулась къ Зинѣ и прошептала ей на ухо, но такъ, что я все разслышалъ.

— Ты прямо возьми его за вихоръ, да и поцѣлуй!..

Зина покраснѣла и улыбнулась, но совѣту Кати не послѣдовала.

Я рѣшительно не зналъ, какъ мнѣ держать себя, не зналъ о чемъ говорить, и вдругъ бросился вынимать и показывать Зинѣ мои зскизы и рисунки. Она внимательно ихъ разсматривала и все повторяла:

— Ахъ, какъ вы хорошо рисуете!.. Какъ это мило!..

Показалъ я ей и сдѣланный мною портретѣ Кати.

— Очень, очень похоже!.. А вотъ у меня совсѣмъ нѣтъ моего портрета, мама никогда не хотѣла снять, какъ я ни просила… Правда, у нея былъ одинъ, когда я была совсѣмъ маленькой дѣвочкой, тоже красками, съ какою-то собачкой, которой на самомъ дѣлѣ никогда и не было… только такой противный портретъ, совсѣмъ не похожъ… Я его терпѣть не могла и сейчасъ послѣ маминой смерти разрѣзала на кусочки… Вы снимете съ меня портретъ? Да? Скажите!..

Читать дальше