Агилета - Святая с темным прошлым

– Здравствуйте, ваше высокоблагородие! – ровным голосом приветствовала его Василиса. Не дожидаясь приглашения, она опустилась на покрывало другой постели напротив него.

Кутузов нахмурился:

– Ты, что, забыла, как меня зовут? – спросил он.

– Никак нет, – отвечала Василиса, дивясь тому, насколько бесстрастно ей удается держаться, – только раньше я дерзала вас по имени называть, а теперь – нет.

– Напрасно! – убедительным тоном произнес Кутузов. – Пусть все останется по-прежнему.

– По-прежнему, – с леденящей душу улыбкой возразила Василиса, – не будет уже никогда.

Голос девушки не взвивался и не дрожал – в душе у нее был мертвенный покой, как у матери, только что лишившейся ребенка и оттого не чувствующей жизни в себе самой.

– Денег тебе хватило? – ничем не обнаруживая смущения или неловкости, перевел разговор на другое Кутузов.

– Хватило, благодарю покорно, – чуть поклонилась ему Василиса. – Если б вы еще год или два не появлялись, и тогда хватило бы.

– Что, поделаешь, Васюша! – вздохнул офицер. – Вышел мне не отпуск, а миссия в Европу по заданию императрицы. О том рассказывать долго, да и нужды нет. Я человек военный, себе не принадлежу, сама понимаешь, а писем из Европы в наш лагерь не отправить.

Никак не откликаясь на его слова, Василиса смотрела на свечу в углу палатки. Что-то роднило и мужчину, и женщину в этот момент с вражескими армиями, выжидательно стоящими друг против друга, но никак не решающимися начать наступление.

– Я подарок тебе привез, – продолжал Кутузов, вглядываясь в ее лицо, но не видя, чтобы оно хоть сколько-нибудь дрогнуло. – Вот, к цвету твоих глаз подобрал.

Он протянул ей длинные, изящно обрамленные серебром серьги из дымчато-серого камня с прожилками. Василиса взглянула на них, и губы ее против воли начали кривиться, а в горле встала удушающая боль.

– Супруге их своей подарите! – с трудом выговорила она. – Мне теперь от вас подарки принимать негоже.

– Супруге? – усмехнулся Кутузов. – Ты мне здесь о ней не напоминай, здесь я человек свободный.

– Кто ж вас жениться неволил?

– Да служба, кто же еще! Человеку с моим положением должно жену иметь родовитую – на то сама императрица намекнула при вручении ордена. Вот и пришлось… Думаешь, я рад? Двух месяцев с венчания не прошло – уже в армию сбежал. А куда мне было деваться? Это человек маленький, незаметный волен в жены брать кого заблагорассудится, а наша семья в столице на виду и при государственных делах. Разве мог я против семьи пойти? И никто бы не пошел на моем месте. Ну да полно! Выпьем лучше давай за встречу!

Он потянулся за вином, но Василиса покачала головой, отказываясь от угощения:

– Мне и без вина весело, – объявила она.

– Да не бери ты в голову! – уже несколько горячась, настаивал Кутузов. – Эта моя женитьба нам с тобой ничем не помешает. Завтра же вместе отправимся к месту моей службы. Там я всему хозяином буду – полк под мое командование отдали – а стало быть, и тебе уважение оказывать станут.

– Хорошо же вы обо мне думаете, – воскликнула Василиса, – если такое бесчестие предлагаете!

– Я тебе предлагаю не разлучаться, – сказал Кутузов, беря ее за руку и настойчиво глядя в глаза, – а иного способа у нас нет.

Видя, что девушка молчит, он счел это за колебание и добавил:

– Супруга, она у меня по служебной необходимости, а ты – потому что душа просит. Она как жила в Петербурге, так там и останется, а ты за мной всюду следовать будешь.

Василиса горько расхохоталась:

– Вам, Михайла Ларионович, впору веру менять на мусульманскую, чтобы было у вас на каждый случай жизни по жене!

– Ты никак меня корить вздумала?

– Что вам мои укоры, – усмехнулась девушка, – раз уж вы Бога не побоялись! Сколько раз мне надежду подавали, а сами…

– А ты-то сильно Его боишься, если замужняя о новом браке думала?

Удар был нанесен так неожиданно, что Василиса на миг перестала дышать, с ужасом глядя на человека, которого так любила. А он спокойно продолжал:

– Думала, я не догадаюсь? А я еще тогда, когда ты первый раз ко мне приходила, понял: никакая ты не вдова, просто муж тебе чем-то так насолил, что ты от него на край света сбежала.

Василиса убито молчала: отпираться было бессмысленно, оправдываться и объяснять причину бегства – тоже.

– Я тебя не сужу, – говорил тем временем Михайла Ларионович, – поглаживая ее холодную, как колодезная вода, руку, – да я бы, верно, и глаза на это закрыл, если б сама государыня к моему браку интерес не проявила. Вдруг бы всплыла потом когда-нибудь эта твоя история? Сраму не оберешься!