Агилета - Святая с темным прошлым

– Да Бог его знает, что будет потом! – с раздражением от того, что принужден исполнять такую миссию, ответил Кохиус. – Должно, обратно вернется служить, хотя…

Помертвевшее лицо девушки заставило его заговорить по-другому:

– Но ты не бойся – он о тебе не забывает.

В подтверждение этого Кохиус передал Василисе то, что прилагалось к записке Кутузова. В руках у девушки оказалась сторублевая ассигнация с портретом императрицы [46]. Остолбенев, она вглядывалась в лицо той, что отняла у нее Михайлу Ларионовича, и видела весьма довольную собой и любезную на вид особу. Но человек проницательный читал в ее лице и железную волю, и непоколебимую твердость.

– Можешь идти, – с непривычным для себя сочувствием в голосе произнес Кохиус.

«…Взгляд его не заставлял меня трепетать, а сердце не играло при виде того, как он приближается ко мне…»

Незадолго до Сретенья [47]Василису поставили в известность о том, что в полк приезжает новый врач.

– Он только-только из медицинской школы, не поднаторел еще в вашем ремесле, – рассказывал девушке секунд-майор Шипилов, – так что, придется тебе поначалу им руководить.

– Вот-вот – обучишь его, как варить приворотное зелье! – подмигнул Василисе поручик Брагин, вгоняя ее в краску.

– Или как из мертвых воскрешать, – уважительно добавил штабс-капитан Черных.

Держа в уме предстоящую встречу, Василиса, тем не менее, не испытывала волнения. Генварь выдался спокойным, лазарет почти пустовал, и девушка дни напролет занималась рукоделием. Из того отреза лазорево-золотой ткани, что некогда подарил ей Михайла Ларионович, задумала она сшить к его возвращению платье, чтобы предстать перед ним не в простонародной поневе, а в уборе, достойном будущей дворянской жены. У одной из офицерш, Надежды Николаевны, что была весьма схожа с девушкой тонким, изящным телосложением, смущаясь, выпросила выкройки и принялась за дело.

В праздник Сретенья, как обычно, пела она на клиросе, а, возвращаясь со службы, предвкушала, как примется вновь за столь желанную ей работу, едва сядет солнце и закончится церковный день [48], когда один из встреченных по дороге солдат сказал ей, что новый врач уже прибыл и ждет знакомства с нею.

С трепетом, неожиданно поднявшимся в душе, как ветер перед дождем, толкнула Василиса дверь в лазарет. Навстречу ей из полумрака выступил совсем молодой еще человек в форме военного медика, по виду, ее ровесник.

– Здравствуйте, барышня! – волнуясь, видимо, не меньше, чем девушка, произнес он.

Василису весьма позабавило это обращение, равно как и то, что ей впервые в жизни говорили «вы».

– Здравствуйте, ваше… – приветливо начала она, но, договаривая привычное «благородие» уже едва сдерживала смех. Ну, чисто козлик с виду сей офицер! Разве что бороды и рогов не хватает. Над круглыми глазами – белесые ресницы, лицо нежное, узкое, смирное, кожей чист и светел. Сам из себя – худощавый, даже поджарый. Волосы белые, вьются слегка. И не сказать, что собой дурен, но потешен донельзя!

Устыдившись, она прочла на лице молодого врача обиду и поспешила поприветствовать его с приездом. Однако, водя его вслед за тем по госпиталю и показывая, что к чему, то и дело опускала взгляд на пряжки его башмаков – улыбка против воли всплывала на губах.

Чаевничая вместе с ним тем вечером, Василиса потрясенно узнала, что новый лекарь родом из тех же мест, что и она сама: поместье его родителей стояло совсем неподалеку от Соколовки – и двадцати верст не будет вниз по Оке в сторону Москвы. Тут повеяло на беглянку родными краями, и задумчиво потеплел ее взгляд: словно само Провидение послало ей того, кто скрашивал бы ей тоску о Михайле Ларионовиче в ожидании его возвращения.

Иван Антонович Благово, как звали нового лекаря, вскоре проявил себя человеком положительным и неглупым. Недостаток опыта восполнял он прилежанием и всегда внимательно прислушивался к советам своей помощницы. В отношении же чистоты твердо следовал установленным ею курсом, что значительно сократило число больных и сроки их выздоровления.

Василиса весьма расположилась к нему, и было отчего: она, принужденная держать свое прошлое за семью печатями, каждый раз при взгляде на «козлика» точно оказывалась в родной Соколовке. Как же все было радостно и мирно, пока беда в одночасье не вышибла ее из теплого домашнего гнезда! Так Иван Антонович, сам того не ведая, оказался для девушки мостом, переброшенным в благие дни ее девичества, но при сем его близость не несла для Василисы угрозы: знать о ее злополучном браке он ничего не мог.