Агилета - Святая с темным прошлым

Кутузов не мог не сознавать угнетающей бессмысленности Павловских нововведений, но здравый смысл и дальновидность советовали ему держать свое мнение при себе. Времена были такие, что офицеры, отправляясь на дежурство, клали в карман сторублевые ассигнации, не зная наверняка, где окажутся нынче вечером: у себя на квартире или по дороге в Сибирь. А генералиссимус Суворов, некогда отправленный Павлом в Итальянские Альпы с напутствием: «Иди, спасай царей!» – и остановивший экспансию Бонапарта на восток, тоскует в опале, отстраненный от дел. За что? Да за то, что подал голос против новых порядков.

Нет уж, милостивые государи! Плетью обуха не перешибешь. С безумием особ вышестоящих следует бороться лишь одним испытанным способом: делать вид, что ревностно исполняешь их приказы, меж тем спуская оные на тормозах. Подобная тактика позволила Кутузову вполне благополучно пережить четыре года правления Павла, получив за это время два новых ордена – святого Иоанна Иерусалимского и святого Андрея Первозванного, чин генерала от инфантерии [80], горячую похвалу за проведенные в Гатчине маневры и бесчисленное количество выговоров за слишком мягкие наказания в возглавляемых им полках.

Что и говорить, государь Михайле Ларионовичу достался не из легких! С момента воцарения до момента смерти Павла у Кутузова не вызвал внутреннего протеста лишь один высочайший приказ: вернуть Севастополю его прежнее название Ахтиар. Генерал и сам так называл сей город, смолоду привыкнув к его татарскому имени. В остальном же его мнение расходилось с императорским в прямо противоположных направлениях, и у Кутузова порой едва хватало сил скрывать свои истинные чувства относительно политики государя. Каким же безумием со стороны Павла было готовиться к войне с Британией и довести до того, что эскадра Нельсона готовилась обстреливать Кронштадт! Грешно говорить, но проломленный табакеркой висок императора [81]и офицерский шарф, затянутый на его шее, обернулись большим благом для России – война с Англией так и не разгорелась.

К слову сказать, Кутузов был одним из последних, кто видел Павла в живых. Перед тем, как лишиться жизни мартовской ночью, злосчастный император ужинал в тесном, почти семейном кругу. Михайла Ларионович был на этом ужине едва ли не единственным, кто не состоял с государем в родственных отношениях, что позволяет судить о степени его близости к самодержцу.

По правую руку от «русского Гамлета» сидела его супруга, Мария Федоровна, которая, не успеет остыть тело мужа, огласит Михайловский замок достойным момента истошным криком: «Я хочу царствовать!» По левую – наследник престола, цесаревич Александр, с чьего молчаливого согласия его отец отойдет в небытие несколько часов спустя. Мило, не правда ли?

Любимец Екатерины, доверенное лицо ее сына, с воцарением внука своей покровительницы Кутузов не должен был испытывать ни тени беспокойства. Александр I, родившийся в тот год, когда Михайла Ларионович расстался с Василисой, и годившийся ему в сыновья, четко обозначил свой политический курс словами: «При мне все будет, как при бабушке». А стало быть, у генерала Кутузова будет прежний почет и новые должности, достойные его опыта и способностей.

И сперва «дней Александровых прекрасное начало», действительно не вызвало у Кутузова, как и у прочей страны, ничего, кроме воодушевления. Из унизительных ссылок были возвращены все жертвы Павловского гнева, армия приобрела прежний боевой вид взамен смехотворно парадного, Дашковой вновь предложили возглавить Академию наук, а Ахтиар уже окончательно окрестили Севастополем. Словом, у царственной бабушки Александра, спящей под сводами Петропавловского собора, больше не было повода переворачиваться в гробу: страна уверенно следовала заданным ею курсом.

Единственное, о чем могла болеть душа Екатерины, так это о невзгодах, постигших ее любимого полководца с воцарением ее любимого внука. Причин того, почему Александр Павлович невзлюбил Михайлу Ларионовича, вероятно, было несколько, и одно недостаточное рвение Кутузова в поиске сбежавшего крепостного парикмахера едва ли явилось достаточным основанием отправить его в отставку. Между царем и генералом, назначенным к тому времени военным губернатором [82]Санкт-Петербурга, наверняка пробегали и другие кошки.

Начать с того, что Александр мог испытывать к Кутузову банальную зависть. Как и любой мужчина на троне, юный император видел себя в будущем великим полководцем. А Кутузов им уже был. Со смертью Суворова он, герой Тавриды, покоритель Бендер и Аккермана, Измаила и Мачинских высот, чудесным образом оправившийся от двух смертельных ран, был самой яркой звездой на русском военном небосклоне.