Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

– А я с вами!

– Подумать только, плачу ему пятьсот гульденов!

– Четыреста пятьдесят!

– Если ты не желаешь служить мне как полагается, вон отсюда!

Вольфганг отвесил поклон и сказал:

– С большим удовольствием.

– Я сказал: «Вон!» Не желаю больше терпеть тебя!

– Это окончательное решение?

Колоредо молчал, от злости не в силах выговорить ни слова. С внезапной решимостью Вольфганг объявил:

– Пусть будет так. Завтра я подам прошение об увольнении а письменной форме.

– Мерзавец! Грязный лакей! Лгун! Ты провалишься в Вене, как провалился и Зальцбурге. Арко, Арко, выведите этого паршивца!

Но Вольфганг, чувствовал себя победителем, вышел прежде, чем подоспел граф. Однако тут же ужаснулся содеянному. В Зальцбурге многих подданных архиепископа бросали в подземелье крепости Гогензальцбург за более невинные проступки, и Вольфганг вдруг смертельно испугался за Папу. Hе поступил ли он слишком опрометчиво? Но как Колоредо посмел сказать, что он провалился в Зальцбурге? Колоредо говорил с ним в таком злобном тоне! А что, если враждебность князя отразится на отношении к нему здесь, в Вене? Он вернулся к себе в комнату и бросился на кровать. Его трясло, словно в лихорадке. Он пролежал целые сутки, не а силах сомкнуть глаз.

На следующее утро, вместо того чтобы идти в Орденский дом и просить, как того можно было ожидать, у князя прощения, Вольфганг собрал все свое мужество и силы и написал Папе подробный отчет о случившемся. Держать ответ перед Папой было куда труднее, чем перед архиепископом, но все пути назад теперь отрезаны. Спокойно, с твердой решимостью он написал, что увольняется со службы и думает сделать это официально – написать письмо и передать его светлости через графа Арко, – а если Колоредо только посмеет сделать что-нибудь в отместку, добавил он, например уволить Леопольда, пусть Папа и Наннерль немедленно приезжают в Вену, и он, Вольфганг, возьмет на себя заботу о них.

Вольфганг не сомневался, что его решение вызовет настойчивые возражения Леопольда, а Наннерль прольет потоки слез; ему, разумеется, скажут, что он зашел слишком далеко, но он-то знал, что иного пути не было. Папа – единственный человек, ослушаться которого он никогда не смел, но жить-то приходится ему, а Папа при всей своей любви не всегда понимает его нужды. Отправив письмо, Вольфганг словно сбросил с души бремя. Это было самое важное решение, принятое им когда-либо самостоятельно, и теперь он гордился собой. Стремление отстоять свою независимость стало для него жизненной необходимостью.

Письмо с прошением об увольнении Вольфганг писал с такой же тщательностью, с какой сочинял свои партитуры, ревниво следя за тем, чтобы каждое слово точно передавало мысль.

«Я увольняюсь со службы у архиепископа».

Сообщение Вольфганга повергло Леопольда в полное отчаяние. Он снова перечитал письмо, по ужасный смысл от этого ничуть не изменился. Леопольд обвел глазами изящный и просторный Танцмейстерзал, где всегда писал свои письма, и горечь его усилилась: зал не выполнил своей основной задачи – не сумел удержать сына в Зальцбурге.

Не найдя утешения дома, Леопольд вышел на улицу, спустился к протекающей поблизости реке и остановился на берегу. Отсюда открывался прекрасный вид па город. Зальцбург казался в тот день особенно красивым. Наступил май с его обилием красок и ароматов. Все купалось в солнечном свете: многочисленные купола церквей, часть в стиле барокко, а часть в магометанском, высокие итальянские крыши домов, расположенных вдоль реки Зальцах, старая крепость, подобно живому существу парящая над городом. Леопольд достаточно попутешествовал, однако Зальцбург представлялся ему самым чудесным городом из всех, что довелось повидать. Но какой толк твердить об этом сыну? Вольфганга не интересует ни один город, где музыка, по его мнению, не на должной высоте.

Леопольду хотелось облегчить душу ругательством, как это делал Брунетти, или махнуть на все рукой, но мысль, что сын один бедствует в Вене, не давала ему покоя. Весь мир, казалось, рушился вокруг него: впереди всего несколько лет жизни, на руках стареющая дочь, которой трудно уже найти достойного, жениха; его собственная карьера музыканта загублена; и лишь одному богу известно, что ждет впереди Вольфганга.

Не зная, куда деваться от чувства безысходности и тоски, не в силах дать нужный ответ сыну, Леопольд решил развеяться, повидавшись со старыми друзьями. Собрались у Хагенауэра – он был болен, лежал, прикованный к постели; Шахтнер и Буллингер тоже обещали прийти. Но как высказать им все, что камнем лежит у него на сердце, думал Леопольд.