Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

Правда, одно замечание Цецилии Вебер очень смутило его. За обедом госпожа Вебер выпила почти полбутылки рейнского и вдруг гордо изрекла:

– В доме Веберов, мсье, не знают французской болезни. – Констанца залилась краской, Софи, самая младшая, удивилась, а Иозефа уронила тарелку, словно звон бьющейся посуды мог как-то заглушить замечание матери.

– Не беспокойтесь, – добавила госпожа Вебер, – я слежу за своими дочерьми. Еще вина, господин Моцарт?

– Нет, благодарю вас, госпожа Вебер. Она вышла, оставив его с девушками.

Но времени наслаждаться семейным уютом почти не было: в последующие дни навалилась масса дел. Новый музыкальный издатель Артариа выразил желание познакомиться с его шестью сонатами для фортепьяно и скрипки, чтобы пустить их в продажу, если они окажутся подходящими; предстояло нанести визиты множеству лиц, и в довершение ко всему, как только Вольфганг выехал из Орденского дома, Колоредо приказал ему каждое утро являться и ждать в прихожей, пока выяснят, не понадобятся ли на сегодня его услуги, Вольфганг послушно приходил в течение трех дней, но архиепископ кон не показывался, и он только попусту тратил время на ожидание, однако стоило ему однажды не прийти, как на следующий же день последовал приказ от Колоредо явиться немедленно.

Архиепископ начал ему выговаривать, и Вольфганг в свое оправдание сказал:

– Ваша светлость, когда я к вам нанимался, мне не ставили такого условия. И тем не менее я всегда аккуратно приходил по первому требованию и был к вашим услугам.

– Очень сожалею, но вы мне нужны сейчас.

– Я ваш покорный слуга.

– Гм? У меня есть один пакет, его нужно срочно доставить в Зальцбург.

– Извините, ваша светлость…

– Арко устроил вам место в дилижансе на завтра, с тем чтобы пакет попал в Зальцбург незамедлительно.

– Ваша светлость, это невозможно! Я веду переговоры относительно продажи своих произведений в Вене, и мне еще нужно получить долги.

– Когда вы намерены покинуть Вену?

– Через несколько дней, ваша светлость. Думаю, в субботу.

Колоредо был так зол, что Вольфгангу показалось – вот сейчас архиепископ взорвется, но тот лишь сказал:

– Итак, в субботу вы отсюда уедете.

Но когда Вольфганг не уехал и в субботу, его снова вызвали к архиепископу и его светлость с издевкой спросил:

– Ну, Моцарт, когда же вы уезжаете?

– Ваша светлость, я намеревался уехать вчера, но в дилижансе не оказалось мест.

– Ложь! Вы и не думали уезжать.

– Думал, ваша светлость.

– Вы даже не потрудились взять у старшего лакея пакет.

– Ваша светлость… – Вольфганг замолчал. Он и правда тянул с отъездом, но разве Колоредо объяснишь, и соврал он лишь потому, что его принудили.

– Хоть бы предупредили Ангербауэра, что не явитесь за пакетом!

– Ваша светлость, я не курьер и не лакей.

– А обыкновенный скрипач.

– Больше не скрипач, ваша светлость. Я вернулся к вам на должность первого концертмейстера.

– Но прежде были самым обыкновенным скрипачом и от случая к случаю – концертмейстером.

– Очень сожалею, что не сумел угодить вашей светлости.

– Так ли уж сожалеете, Моцарт?

Глаза их встретились. Колоредо пытается испепелить меня взглядом, подумал Вольфганг. В глазах Колоредо было презрение, длинный нос и подбородок словно нацелились на Вольфганга, он будто хотел пронзить его взглядом, как шпагой, но взгляд Вольфганга был не менее вызывающ.

– Когда вы уедете?

_ Я уже сказал, ваша светлость, лишь только закончу свои дела. Вы не изволили заплатить мне за ту дополнительную работу, которую я делал для вас в Вене, поэтому мне приходится собирать все, что я сумел здесь заработать.

– Вы себе слишком много позволяете! Я не желаю сносить оскорблений от человека без роду и племени. Либо вы окинете Вену немедленно, либо я лишу вас жалованья.

– Тем паче мне придется остаться, ваша светлость. Деньги понадобятся еще больше. Тут уж Колоредо дал волю своему гневу:

– Вы самый нерадивый лакей у меня на службе! Никто мне так плохо не служит, как вы, шут гороховый! Я и так слишком долго терпел ваши дерзости!

– Стало быть, ваша светлость, вы мною недовольны?

– Ты смеешь еще говорить со мной в таком тоне, лживый негодяй!

Вольфганг старался держать себя в руках и отвечать как можно спокойнее, хотя все в нем кипело: хотелось достойно отпарировать эту брань.

– Я стараюсь говорить правду, ваша светлость.

– Остерегайся, или я впредь не пожелаю иметь дела с тобой, паршивый лгунишка.