Дверь открыл Фридолин; увидев на пороге Моцарта, он ничуть не обрадовался и смущенно пробормотал:
– Мы слышали, ваша матушка болела заразной болезнью.
– Глупости! У нее было воспаление желудка. Как поживает Алоизия?
– Прекрасно. Вы, конечно, знаете об ее успехах?
– Разумеется. И от души рад за нее. Я знал, что она быстро пойдет в гору.
– Ваши уроки пошли ей на пользу. – Вебер по-прежнему не приглашал Вольфганга войти.
Услышав, что приехал господин Моцарт, к двери подошла Констанца и взволнованно спросила:
– Папа, почему ты не приглашаешь господина Моцарта в дом?
И когда Фридолин не двинулся с места, Констанца сама взяла Вольфганга за руку и провела в гостиную. Вольфганг заметил, что девушка повзрослела, но мысли его были целиком заняты Алоизией, он не видел ничего вокруг, не видел даже радости, светившейся в глазах Констанцы.
Такое безразличие огорчило девушку, и она позвала сестру.
Первой в дверях появилась Цецилия Вебер; лишь убедившись, что Вольфганг вполне здоров и ничем заразить их не может, мать разрешила Алоизии войти в комнату.
Вольфганг, наконец, остался наедине со своей любимой, но от растерянности не знал, что сказать. Сердце его бешено колотилось, он так надеялся на радостную встречу, а Алоизия стояла холодная и отчужденная. Не в силах этого выносить, он горячо воскликнул:
– Алоизия, я так тосковал без вас в Париже!
– Мне очень жаль.
– Я не мог дождаться дня, когда снова вас увижу.
– Неужели?
– И готов сделать все, чтобы вы были счастливы!
– Вы серьезно, господин Моцарт? – спросила она заинтересованно.
– Никогда в жизни я не был так серьезен. Алоизия, дорогая, выходите за меня замуж!
– Что вы сказали? – Лицо ее выражало удивление.
– Будьте моей женой. У меня хорошее место в Зальцбурге, и я смогу устроить место и вам, не хуже, чем здесь, в Мюнхене.
Этот смешной маленький человечек хочет на ней жениться! Алоизия улыбнулась про себя. Он наклонился обнять ее, чтобы убедиться в их взаимной любви, но она с неприязнью протянула вперед руки и отстранилась.
– Если вам не нравится Зальцбург, я постараюсь получить место здесь.
– В Мюнхене для вас место вряд ли найдется. В лицо вам будут говорить приятные вещи, но на службу не возьмут, как было повсюду. Несмотря на все ваши феерические мечты.
– Вы шутите. Наверное, хотите проверить мою искренность.
– Вот уж нет! Просто кому-нибудь нужно высказать вам всю правду, давно пора!
– А те арии, что я писал для вас? Вы же с таким удовольствием их исполняли?
– Вы опытный композитор и знаете толк в женских голосах.
– Но не в женских сердцах?
Алоизия в упор смотрела на Вольфганга. Я никогда но кокетничала с ним, думала она. Сам виноват, что потерял голову. Мать велела ей быть любезной с господином Моцартом, он с ранних лет обласкан женщинами и привык к вниманию, он еще может быть полезен, имея широкие связи среди сильных мира сего, но Вольфганг уже не был очаровательным ребенком, сенсацией, чудом природы; это был невысокий, малоприметный молодой человек хрупкого сложения, и к тому же явный неудачник. Даже одетый по парижской моде – в пунцовом камзоле с черными пуговицами, – он не стал ни привлекательным, ни романтичным, и не удивительно, что курфюрст не захотел взять его в свою капеллу.
Госпожа Вебер вошла в комнату и прервала их разговор.
– Моя дочь очень занята, господин Моцарт. Ее ждут в придворном театре, там состоится репетиция в присутствии курфюрста. За ней уже выслан экипаж, и нельзя заставлять его ждать.
До Вольфганга и раньше доходили сплетни, будто Алоизия получила место в придворном театре потому, что курфюрст намеревался сделать ее своей очередной любовницей, но не желал этому верить. Теперь он призадумался. У курфюрста так много любовниц: одной больше, одной меньше – не все ли ему равно? Но вслух сказал:
– Вашей дочери повезло, что она имеет таких высоких покровителей. Я не задержу ее.
– Прошу вас, сделайте одолжение. – Цецилия Вебер удалилась.
Вольфганг не мог так просто сдаться. Прекрасное лицо Алоизии внезапно окрасилось нежным румянцем – может, она все-таки благосклонна к нему, хоть и наговорила бог знает что? Вольфганг попытался приблизиться к ней и обнять, но она оттолкнула его. Он стоял совершенно потрясенный. Он никогда не позволит себе прикоснуться к женщине, раз он ей неприятен. Делать из себя посмешище – ни за что! Но нужно задать ей еще один вопрос.
– А как же наша переписка?
Читать дальше