Михаэль Фишкин - «Третий ангел вострубил...» (сборник)

Заскрипел вдохновенно и пламенно.

Что он пишет? Наверно, последнюю речь.

Шериф Матсон, командуя казнью,

Говорит: «Меньше нервов,

коль пренья пресечь».

Так что зря. Лучше Богу покайся!

Ах, о чем это я? Быстро время бежит.

Уж последняя ночь на исходе ―

Яркий свет воцарится над тьмой.

Иней вновь уничтожат лучи.

Наша смерть позовет их на бой

И призывной трубой зазвучит!

Жалко Спайсу и мне до того не дожить,

Как рабочие будут свободны!

Рассказать обо всем «в двух словах»

Всем, допущенным к казни шерифом.

О зовущем отмстить угнетении масс,

О цунами народного гнева…

Этот призрак коммуны, как звал его Маркс,

Вряд ли будет понятен. Ведь в стенах ―

Не на площади смело митинговать ―

Бесполезны здесь крики и рифмы.

Пишет Маркс, что не сразу наступит

Для трудящихся Век Золотой.

И в борьбе со свободы врагами

Государственный строй будет силой Труда:

Не стесненный наживой, богами,

Он, сгорая свечой, проведет сквозь года ―

Место полному братству уступит

И погаснет упавшей звездой.

Все бы так, если лидер ― святой человек,

Энергичный, гуманный и скромный,

Отдающий всю жизнь тебе, Идеал,

Неподкупный, не падкий до лести,

Чтобы мыслью трудился ― не труд воспевал,

В самом частном всегда был бы честен.

Средь таких же, как он ― вместе и во главе ―

Много б пользы принес, безусловно.

Только короток век. А в начале пути

Среди множества всяческих этих

Исключительных личностей мало.

Много тех, кто их жаждет со свету свести:

Выстрел в театре ― Линкольна не стало,

И опять Ку-клукс-клан поджигает кресты.

Где же тот, кто б смог

флаг подхватить, понести,

Не храня, как трофей, в кабинете?

На конце фитиля пляшет пламя свечи,

Освещая тюремную клетку.

Чуть горит огонек, но обширны лучи.

Легкий ветер его задувает,

А он снова встает и аллегро звучит!

Отвернусь от него ― не узнает…

Боже! Тень на стене так зловеще молчит ―

Черный призрак не просит совета.

Вот пробрался к рулю недостойный

В маске друга у Траурной Рамки.

Он за несколько лет власть себе подчинит

И, чтоб споры идейные кончить,

Уничтожить физически тех повелит,

Кто в него не влюблен, пусть и молча.

Масс активность ни цента не стоит,

Коль под страхом поет дифирамбы!

Сын народа ― его преступлений враги

Погибают «врагами народа»…

Все газеты за ним дружно красят фасад,

Ретушируя трещины Зданья.

Ясно всем, что пристойно ваять и писать

И о чем говорить на собраньях.

Только это назад роковые шаги ―

Путь сложней и все дальше Свобода.

Нам понятней свои идеалы:

Профсоюзы, что море, мы ― рыбы.

Пусть правленье народное грянет везде,

Во всех точках огромной планеты!

Если будет иначе, жесток наш удел,

Но Коммуна Парижская, где ты? ―

В своих спорах запутавшись, пала…

Пусть История сделает выбор!

Майский ветер все теплое движет:

Ночь ― и ― в сумерки пируэт.

Сотни огненных точек все ближе.

Все отчетливей факельный свет.

Строги лица из тьмы взяты светом.

Есть и женские: вот ― Люси.

Озаряет их бликами ветер

И все яростней песня звучит:

«Встал народ, голодный, рваный,

Видишь ― он идет.

В страхе мечутся тираны,

Знай ― их власть падет.

Рыцарь молота, смелее,

Все за правду в бой!

Все равны! Никто не смеет

Грабить нас с тобой!» [2]

1987

Михаил Фишкин родился 27 апреля 1960 года в городе Свердловске (Екатеринбурге). Позже, в 1969, вместе с родителями переехал в город Иваново, где в 1977 окончил среднюю школу. В 1983 окончил с отличием Ивановский Государственный медицинский институт по специальности лечебное дело и стал врачом. Позднее получил квалификации врача травматолога-ортопеда и с 1984 по 1987 работал врачом травматологом-ортопедом в городе Кинешма, откуда в 1986, с 6 мая по 14 июля, был призван на военные сборы и направлен в составе 26 бригады химической защиты в расположение 30-километровой зоны в качестве врача батальона химической разведки, задействованного на ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. 22 сентября 1992 вместе с семьей репатриировался в Израиль.

Женат, три дочери.

Взрыв бомбы, брошенной провокатором на площади Хеймаркет, послужил поводом для расправы над руководителями движения.

Песня американского профсоюзного движения второй половины девятнадцатого века.