Фаина Гримберг - Клеопатра

Теперь, после возвращения царя в Александрию, торжественные приёмы устраивались в положенные издавна дни. В парадном зале принимали придворных и представителей провинциальной знати. Царь и царица сидели на парадном троне. Птолемей одет бывал в традиционный наряд диадоха — полководца-преемника великого Александра — пурпурное одеяние и серебряная диадема. А рядом с ним Татида — живое повторение супруги какого-нибудь славного фараона — длинное платье с бахромчатыми рукавами, золотой венец поверх пышного парика. Птолемей наново ввёл и давний египетский обычай явления правителя с семьёй на особом балконе.

Татида оставалась непроницаемой, как всегда. Нельзя было понять, о чём она думает, чего хочет. Ни малейшей враждебности к Маргарите и Каме она не проявляла, но, естественно, держала себя величественно, как единственная супруга царя и мать наследников престола. Когда Маргарита совершенно поправилась от своей болезни, она должна была явиться в парадный зал, таково было приказание царя. Хармиане было передано, чтобы царевну одели в строгий греческий костюм, то есть, в сущности, македонский, — белый пеплос поверх широкого хитона, льняного тонкого, ярко-жёлтого, строгий узел волос на затылке, открытый лоб, никаких серёг и ожерелий. Младший принц появлялся в парадном зале, обутый в македонские военные сапожки, а на груди старшего мальчика Птолемея красовалось традиционное фараоново широкое ожерелье из тонких золотых пластин. Приёмы эти для Маргариты сразу сделались мучением. По правую руку от тронного кресла царя и царицы сидели мальчики. Слева помещалось кресло для царевны Клеопатры. Она невольно искала взглядом Каму. И не находила. Камы-Арсинои не бывало в парадной зале и на парадном балконе. Маргарита не решалась прийти в покои сестры. Спустя дней десять после своего выздоровления Маргарита через Хармиану попросила отца об аудиенции. Царь принял её в своём рабочем кабинете. Его лицо выразило радость, хотя глаза смотрели печально. Маргарита чувствовала его парадоксально родным, близким... Она старалась говорить спокойно. Сказала честно, призналась, что боится родичей Татиды. Отец принялся жестикулировать, уверенно, несколько снисходительно убеждал её, что боится она напрасно...

— Тебе нечего бояться! Всё будет хорошо. Я позабочусь. Только верь мне. У тебя всё будет. Я сделаю тебе много подарков...

Она ждала его молчания. Он понял, что она ждёт его молчания, замолчал, ждал... Она спросила, почему Арсиноя не появляется на официальных приёмах...

— Ты не должна думать об этом. Я позабочусь и о ней. Я знаю, что я делаю! Слишком долго было бы объяснять...

Конечно, она знала, что он ничего не станет объяснять ей, и потому не просила объяснений. Было понятно, что Арсиноя унижена. И надо было нарочно не приходить в парадный зал! Но Маргарита приходила, хотя собственное слабоволие было ей противно, и она не могла принудить себя говорить с Арсиноей...

Отец приказал вычеканить две монеты. На одной было изображение его головы в профиль, на другой — два профиля — его и Татиды, причём царь изображён был в диадеме, а царица — в египетском парике... Птолемей Авлет был очень религиозен, по часу в день он исполнял на флейте мелодии ритуальных гимнов перед скульптурами Артемиды Охотницы и Диониса Увенчанного. День царя начинался рано. Если он не проводил ночь в спальне царицы, то в его спальный покой утром являлись наиболее приближенные к его особе придворные, называемые «друзьями царя», и присутствовали при его одевании. Впрочем, Птолемей Авлет оставался ночью с царицей очень редко. Врачи говорили ему, что близость с женщинами может сильно повредить его и без того слабому здоровью. После церемонии одевания Птолемей переходил в кабинет, где занимался перепиской, рассматривал законопроекты и проч. С Римом его связывал постоянный обмен посланиями. После смерти брата, остававшегося номинальным правителем Кипра, включённого в состав Римской республики, Птолемей усиленно добивался возвращения этого острова Египту, но добивался осторожно, используя то и дело всевозможные дипломатические увёртки. Завтракал царь попросту, старался побыстрее покончить с едой. Затем отправлялся в зал для приёмов, принимал послов и представителей провинций. Часто приезжали к нему из Рима. После аудиенций послам и прочим официальным лицам следовали аудиенции частным лицам, являвшимся со своими жалобами на чиновников. Обед подавался поздно, в большом столовом покое. Царь обедал в окружении приближенных, тех самых «друзей царя». Царица и дети должны были обедать — каждый — в своём отдельном столовом покое. Штат прислуги при Маргарите был по приказу царя расширен, но она должна была вести замкнутый образ жизни. Ей запрещалось выезжать в город и приглашать во дворец своих бывших одноклассниц по Дидаскалиону. Она убивала время за чтением, писанием стихов; также ей позволено было прогуливаться в саду, но всегда в сопровождении Хармианы и рабынь. Однажды в её покои явились стражники Птолемея и увели Ирас, которая подняла отчаянный крик. Маргарита кинулась к отцу, но он принял её лишь через два дня. Она не сдерживалась, горько плакала, умоляла вернуть ей Ирас. Отец хмурился и говорил, что царевне не подобает иметь рабыней такую татуированную дикарку. Маргарита сбивчиво рассказывала о том, как Ирас любит чтение, и в особенности сочинения философов...