Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков

— Без нас дядя Саша не мог уйти! — плакала девочка, дрожа всем телом. — Он наверное сгорел…

— Не надо, Грипочка, говорить чего не следует, — успокаивал ее Волков. — Скорее домой! Давай, я возьму тебя на руки…

В это время у выломанной двери подвала послышалась возня и какое-то бормотанье.

— Кто здесь? — крикнул Гриша, подбегая к отверстию.

— Помогите… руку… я не в силах…

— Александр! — крикнула Троепольская, бросаясь к мужу.

— Ничего, ничего… Все в порядке… Все благополучно… Вот мы и снова все вместе…

Он попытался выбраться наружу, но не мог. Волковы помогли ему. На Александре Николаевиче, поверх театрального костюма, была надета какая-то меховая бекеша, вся обгоревшая. Она еще дымилась. Гриша затирал ее снегом.

— Не попадись мне под руку эта бекеша, мне бы не видать больше вас! — сказал Троепольский. — Вот с руками неладно… Не могу даже обнять вас…

— Как же ты, милый, попал в этот подвал? Отчего не вышел своим ходом? — спросила, плача, Татьяна Михайловна.

— Как попал? Больше некуда было деваться. Когда я не нашел тебя в твоей уборной…

— Ты был в моей уборной? Через этот ад?

— Да как же могло быть иначе?

Пожар Немецкого театра произвел в Москве большой переполох. Молва, как это всегда бывает, увеличила количество жертв в десятки раз. В действительности погибших от огня было всего несколько человек, но притом довольно много помятых и покалеченных вследствие паники.

На следующий же день последовал высочайший указ о переводе Немецкого театра в другое помещение, подальше от жилых мест.

В придворном театре был принят ряд противопожарных мер, которые, впрочем, не отличались особой сложностью.

О спасении придворными комедиантами Волковыми двух немецких актрис толковала вся Москва. Им же приписывалось и спасение комедианта Керна, якобы вытащенного братьями из огня с опасностью для собственной жизни.

Созданию таких легенд много способствовал не в меру восторженный Сумароков, лично доложивший императрице и великой княгине всю историю на следующее утро, после посещения им квартиры Троепольских. Он так расписал происшествие, как если бы сам присутствовал при этом. Героическим вставкам, художественным прикрасам, вводным эпизодам и патетическим восклицаниям не было конца. В особенности история спасения «маленького ангела» приобретала трогательно-трагическую окраску.

Когда же со слов Перезинотти стало известно о роли Иконникова и Шумского в деле спасения публики и его самого, — престиж придворной комедиантской труппы возрос необычайно.

Между тем тесная квартирка Троепольских превратилась в госпиталь. Обожженные и измученные братья Волковы не имели уже сил отправиться к себе в далекую Немецкую слободу и остались ночевать у Троепольских.

Сильнее других пострадал Александр Николаевич. У него были сильно обожжены лицо, шея и руки. Сгорели начисто волосы, брови и ресницы.

Волковы отделались сравнительно легко. У обоих были опалены ресницы и волосы, немного задеты огнем головы и уши. Зато кисти рук у того и у другого были обожжены довольно сильно. Вгорячах это не так чувствовалось, но сейчас ожоги саднили и горели мучительно. Татьяна Михайловна мало пострадала от огня, однако чувствовала себя довольно плохо. Грипочка поплатилась только потерей части своих роскошных волос да легкими ожогами пальчиков.

Шумский и Иконников, потолкавшись вокруг пожарища и не узнав ничего о судьбе своих товарищей, повели совсем обессилевшего итальянца к нему на квартиру. Он сильно наглотался дыма и всю дорогу давился от кашля. Приятели уложили его в постель, а сами отправились в общежитие, рассчитывая найти там Волковых. Тех дома не оказалось.

Заподозрив самое худшее, комедианты бросились к Сумарокову. Александр Петрович спал. Они приказали разбудить его. Торопливо рассказали о пожаре театра, о неизвестности судьбы Волковых и Троепольских.

Сумароков поднял в доме невообразимую суматоху. Приказал в одну минуту запречь лошадей, в запальчивости поколотил подвыпившего кучера. Все трое втиснулись в карету и приказали что есть мочи гнать к Троепольским.

Сумароков и комедианты явились туда в тот момент, когда пострадавшие, сменив свои обгорелые лохмотья, пытались наложить друг другу повязки на обожженные места.

Александр Петрович ворвался бурей в тихую квартирку. Одновременно целовался, ругался и благодарил небо за то, что его друзья отделались сравнительно легко.