Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков

— Трус! Тряпка! Не мужчина, а слякоть какая-то, — подзуживала Олсуфьева. — Ходит два года нос повеся из-за какой-то дрянной девчонки, которая давно уже…

— Послушайте!.. Госпожа Олсуфьева!.. — сказал с негодованием Волков. — Кто дал вам право оскорблять людей, которых вы не знаете? И вообще, к чему этот неуместный наскок? Я знал вас за порядочную особу…

— А я оказалась непорядочной, не так ли?

— Я не говорю этого. Только вы вынуждаете менять выгодное о вас мнение на другое… и неизвестно почему…

— А по капризу. Валяйте! Меняйте! Мне это решительно все равно. Да оно уже, полагаю, и переменено, оное мнение. Ведь вы только что назвали меня непорядочной женщиной. Ну, и смотрите на меня, как на таковую. Предоставьте мне судить о порядочности по-своему. Я — зрелая девушка. Едва ли не старая дева. Мне стукнуло двадцать три года. Мой характер и взгляды давно установились. Я самостоятельна в образе жизни и поступках. Приличия понимаю по-своему, без пошленького жеманства. Сентиментальность презираю. Над глупостью смеюсь, в какой бы форме она ни проявлялась. «Наскок» мой на вас, как вы изволили выразиться, имеет свои основания. Желаете, я обнаружу перед вами всю свою «непорядочность», исповедаюсь до дна, не покривив перед совестью ни на йоту?

— Пощадите, Елена Павловна! — успокоившись и желая обратить все в шутку, сказал Федор. — Вы меня ставите в такое положение, в каком я еще ни разу в жизни не бывал.

— А в каких положениях вы бывали? В положении одураченного простачка? Не свирепейте! Ведь я же сижу спокойно, когда вы бросаете мне в лицо гораздо более чувствительные оскорбления. Если вы себе ставите в заслугу «постоянство», то уважайте постоянство всякого рода, в том числе и мое. Я — фрейлина ее величества, человек этикета, постоянно у всех на виду. Однако я плевать хотела на всякие этикеты в свете, если они мне не нравятся, и постоянно наступаю этим этикетам на хвосты. С моей стороны здесь врожденное постоянство, а по мнению других — непорядочность. Я, девушка и придворная дама, осмеливаюсь без жеманства и фанаберии искать дружбы с комедиантом Волковым. Общее, нелестное для меня, мнение готово: непорядочная. И сам комедиант Волков при случае не прочь уколоть меня этим…

— Елена Павловна, ради бога… Что с вами сегодня? Да я и в мыслях не имел ничего подобного!

— У меня есть уши. Комедиант Волков не может отделаться от стеснительности при разговорах со мною. Почему? Не потому ли, что он усвоил ходячее мнение, будто сердечное отношение девушки к мужчине является признаком навязчивости, двусмысленной назойливости, непорядочности, потерянности и чего там еще?

— Я положительно не нахожу, что вам ответить, Елена Павловна.

— И не ищите. Когда вы почувствуете мою неправоту, нужные слова сами найдутся. Фрейлина Олсуфьева, нестесняющаяся особа, производит впечатление непорядочной девушки; она еле-еле терпима при дворе до поры до времени. Какое же впечатление производит ее величество, императрица всероссийская, на нас грешных? Вы достаточно усвоили французский язык, придворный комедиант Волков?

— Далеко не достаточно.

— Ну, ничего, я скажу по-русски. Глубоко порядочная императрица, — порядочная старушка-императрица, — удостаивает своими невкусными «милостями» каждого хорошенького кадета. Игриво щупает подросточков певчих. Подсматривает в замочные скважины за любовными утехами придворной челяди. Начинает слащаво говорить о «любви» при виде изгибающего спину мартовского кота. Вообще, в пятьдесят пять лет ведет себя как… как вполне порядочная женщина. Замужняя великая княгиня — также… порядочная особа. Она молода, красива, обаятельна. И вообще желанна для любого здорового мужчины. К тому же не ломака, щедра на ласки, не особенно стесняется чинами и званиями. Всякое блюдо хорошо, было бы горячо подано. Услужливо подсовывает своему неаппетитному мужу порядочных фрейлин. На тебе, боже, что нам не гоже! Между прочим, болтая об этих ничтожных мелочишках, я не требую от вас ни молчания, ни клятв честных заговорщиков. Это всего лишь вопрос порядочности.

Елена Павловна помолчала, насмешливо и лукаво посматривая на Волкова.

— Между прочим, вам, конечно, известно, что вы стоите на линии фаворита? Ловите «случай»! И примите поздравления с вашей быстрой и блестящей будущей карьерой… Не известно? Даже не верится! Тогда вы действительно паренек не от мира сего.

Федор Григорьевич широко раскрыл глаза и растерянно уставился на Олсуфьеву. Та засмеялась: