Виктория Холт - В ожидании счастья

Я решила, что спрошу короля сама, поскольку была уверена, что если выбрать удобный момент, то он не сможет мне отказать, так как с тех пор, как я заговорила с мадам Дюбарри и стала менее дружественна с тетушками, он стал относиться ко мне с большей нежностью. Когда я приходила к нему, он всегда тепло обнимал меня и не скупился на комплименты. Я становилась взрослее и все очаровательнее, говорил он. Иногда король приходил завтракать вместе со мной: в этих случаях он любил сам готовить кофе, а это значило больше, чем приготовление одной чашечки кофе — в соответствии с правилами этикета это говорило о том, что он воспринимал меня всем сердцем как одного из членов королевской семьи и что я ему очень нравлюсь.

Иногда я приносила и показывала ему жилет, который вышивала для него.

— Это великолепно, — говорил он. — Хотелось бы знать, когда я буду иметь удовольствие носить его?

— Возможно, лет через пять, папа… или десять, — шутливо отвечала я.

Поэтому, выбрав удобный момент, я сказала ему:

— Папа, вот уже три года, как я стала вашей дочерью и до сих пор не видела вашей столицы. Мне очень хочется поехать в Париж.

Помедлив некоторое время, он сказал:

— Естественно, ты поедешь туда… в свое время.

— Как скоро, папа? Как скоро?

Я подошла к нему и, обняв за шею, рассмеялась.

— Тебя это развлекло?

— При условии, что здесь не присутствует мадам Этикет и не видит, что я делаю.

Он тоже рассмеялся. Ему понравилось имя, которое я дала мадам де Ноай, поскольку он сам был большой любитель давать прозвища.

— Хорошо и для меня, — сказал он, задерживая мои руки на своей шее.

— Папа, я хочу поехать в Париж. Вы должны мне дать разрешение, которого требует Этикет.

— Ах, Этикет и мадам ля дофин — обеим трудно противостоять, но мадам противостоять труднее.

Это оказалось очень просто. Все, что мне потребовалось сделать, это ласково попросить его, и со всеми волнениями было покончено! Теперь я им всем покажу! Король дал мне свое разрешение!

— Предстоит такая большая подготовка, — сказала я. — Это несколько продлит работу над вашим жилетом.

— Тогда я не получу его и через десять лет.

Склонив голову, я улыбнулась:

— Обещаю вам, что буду трудиться еще усерднее и каждый цветок будет отделан с любовью.

— Я уверен, что цветы окажутся прекраснее шелка.

Потом я тепло обняла его, думая переубедить матушку с такой же легкостью, как и короля Франции.

Итак — в Париж. Придя к мужу с видом победительницы, я рассказала ему, что убедила короля. Он слегка удивился, но остался доволен, как это бывало всегда, когда удовлетворялись мои прихоти.

Я рассказала также Артуа:

— В Париж! Как я безумно хочу танцевать на балу в оперном театре. Ты знаешь, если бы король отказал мне, то я хотела просить тебя подобрать компанию и поехать со мной — тайно.

Глаза Артуа блеснули. По натуре он был склонен к риску, однако в нем, как и в тетушках, жила любовь к интригам. Артуа был симпатичен мне, он любил волнения ради них самих, и ему доставляло удовольствие, что в этом я похожа на него.

— Хорошо, — сказал он, — вы сейчас меня просите об этом?

— Но я собираюсь… с соблюдением всех церемоний, как этого требует мадам Этикет.

Он щелкнул пальцами при упоминании о мадам Этикет.

— Давайте обманем эту старую перечницу.

— А каким образом?

— Наденем домино и маски и уедем из Версаля. В масках нас трудно будет узнать, и мы свободно пойдем на бал-маскарад.

Я смотрела на него с удивлением, а он схватил меня и закружил в танце по комнате. Мне понравился этот план. Как интересно! Одурачить мадам Этикет! Тайно поехать в Париж без соблюдения тех формальностей, которых она требовала. Почему Артуа не придумал этого раньше?

Он поцеловал мои руки слишком пылко для деверя, его дерзкие глаза ласкали меня. Я решила, что мне следует убедить мужа поехать с нами.

Людовик был в замешательстве. Зачем ехать в Париж инкогнито, когда в скором времени я смогу поехать туда открыто?

— Потому что так гораздо интереснее.

Он нахмурил брови, пытаясь понять, почему мне такая поездка кажется более интересной. Милый Луи. Он не мог понять, почему это приключение нравилось мне, как и мне было трудно себе представить, почему ему нравится ходить обмазанным штукатуркой или разбирать на части замок охотничьего ружья.

Я взглянула на него с мольбой:

— Я хочу поехать и знаю, что ты хочешь, чтобы мне было весело.

Он согласился. Между нами существовало чуткое и безмолвное понимание. Он чувствовал себя виноватым за свою несостоятельность в спальне, несмотря на будоражащие его желания, и дал свое согласие потому, что был готов угождать мне во всем, в чем только мог. Он считал предложенный ему план сумасбродным, но, поскольку я собиралась поступать безрассудно, то будет благоразумнее, если он будет сопровождать меня.