— Этикет, — прошептала я посмеялась над ней, поскольку мои свободные и раскованные манеры шокировали ее.
— Мой отец очень мудрый человек. Я понимаю это сейчас больше, чем когда-либо раньше. Он говорил мне: великие люди умеют грациозно даровать похвалу, но не позволяют, чтобы их комплименты возвышали тебя слишком высоко. Будь всегда осторожна, какие бы льстивые слова тебе ни нашептывали. Клянусь, если бы я смог найти для тебя другую профессию, я бы никогда не подвергал тебя опасностям жизни при дворе.
Ее слова были необычными, я находила их очаровательными. Она рассказала о дне своего прибытия ко двору, когда придворные были в трауре по королеве Марии Лещинской, во внутреннем дворе стояли кареты с лошадьми, на которых были большие черные султаны, а пажи и лакеи носили на плечах черные блестящие банты. Официальные апартаменты были завешаны черней материей, а над креслами сделали балдахины, декорированные черным плюмажем.
Она заставила меня взглянуть на короля с новой стороны.
— Он был самой импозантной фигурой, которую я когда-либо видела, его глаза непрерывно смотрели на меня все время, пока он говорил.
Я кивнула, соглашаясь с ней.
— Несмотря на его внешнюю привлекательность, он внушал какое-то чувство страха.
— Я не чувствовала никакого страха, — сказала я импульсивно.
Она улыбнулась своей спокойной, сдержанной улыбкой.
— Вы дофина, мадам. А я чтица.
— Говорил ли он с вами?
— Да, дважды. Однажды утром, когда он собирался на охоту, я была в апартаментах мадам, а он прибыл, чтобы повидать мадам Викторию, и спросил меня, где Коше. Я была сбита с толку, так как не знала данных им прозвищ. Затем он спросил, как меня зовут, а когда я ответила, он заявил:
— О, ты чтица. Меня заверили, что ты ученая и понимаешь пять языков.
— Только два, сир, — ответила я.
— Каких? — спросил он.
— Английский и итальянский, сир.
— Свободно?
— Да, сир.
Тогда он расхохотался и сказал:
— Этого вполне достаточно, чтобы свести мужа с ума.
Вся его свита смеялась надо мной, и мне было трудно преодолеть смущение.
— Это было не совсем любезно с его стороны, — сказала я.
Я изучала ее. Ее едва ли можно было назвать миленькой в простых платьях, и я предположила, что он не нашел ее привлекательной.
На другой день, когда она читала для тетушек, король пришел повидаться с ними. Она быстро удалилась в переднюю и, коротая время, закружилась в своем придворном кринолине и неожиданно преклонила колени, чтобы полюбоваться своей розовой шелковой нижней юбкой, которая обвилась вокруг нее. Но тут неожиданно появился король и был очень удивлен, увидев, что образованная маленькая чтица ведет себя как ребенок.
— Я советую тебе вернуться обратно в школу чтиц, которая выпускает тупиц, — сказал он.
И еще раз бедная Жанна Луиза испытала смущение. Она не встречала короля в хорошем расположении духа, как это было со мной, и я вообразила, что она относится к нему слегка критически. Естественно, она не стремилась выдать свои чувства мне — и была права! Девушка, без сомнения, знала, что я могу разболтать, поэтому проявляла осторожность. Спустя много времени после смерти короля она рассказала мне, как он расставлял силки для птиц у своих апартаментов в Версале, а позднее наслаждался своим маленьким сералем в Оленьем парке, куда мадам де Помпадур поставляла молодых девочек моего возраста для удовлетворения его прихотей, а позднее ту же обязанность взяла на себя мадам Дюбарри. Если бы я знала об этих делах, то тогда могла бы понять его лучше.
И еще кое-что из того, что она рассказала мне значительно позднее, могло бы оказаться полезным для меня, если бы я знала это раньше. Но могла ли я воспользоваться таким знанием? Вот что она рассказала и что объяснила в своем дневнике, поскольку всегда испытывала страсть к фиксированию событий дня:
— Я слышала, как мой отец сравнивал монархию во Франции с прекрасной античной статуей. Он считал, что поддерживающий ее пьедестал разъедается и контуры статуи медленно исчезают за дикими растениями, постепенно покрывающими ее. Но где, спрашивал он, найти достаточно искусного мастера для восстановления основания этой статуи без того, чтобы не повредить ее?
Если бы она рассказала мне это раньше, я бы не поняла, о чем она говорит. Спустя годы, когда на нас обрушился террор, я поняла это слишком хорошо.
Меня очень заинтересовала мадам Луиза — тетушка, которую я увидела еще до прибытия в Версаль в кармелитском монастыре Сен-Дени. Мадемуазель Жене рассказала мне:
Читать дальше