Виктория Холт - Исповедь королевы

— О да! — крикнул чей-то голос. — Так сильно, что четырнадцатого июля вы хотели, чтобы он был осажден, а пятого октября чуть не сбежали за границу!

Послышались одобрительные крики и смех. Однако как все это отличалось от того, что было вчера!

— Мы должны перестать ненавидеть друг друга! — сказала я.

Снова установилась тишина. Потом кто-то сказал:

— А она смелая, эта австрийка!

Снова тишина, а потом:

— Да здравствует королева!

Когда я вернулась в комнату, я почувствовала большое облегчение. Но я знала, что теперь все будет уже не так, как раньше. Должны произойти великие перемены. Да, это было необходимо. Больше не будет ни расточительных балов, ни платьев от Розы Бертен, ни новых усовершенствований в Трианоне. Все это было уже не нужно мне. Мне будет вполне достаточно моих детей, моего любовника, моего великодушного и нежного мужа.

Я села и написала письмо Мерси. Я велела ему некоторое время держаться подальше от двора, потому что боялась, что австрийского посла будут считать врагом и он, несомненно, будет в опасности.

«Если бы мы могли забыть, где мы находимся и как мы сюда попали, то нам следовало бы радоваться настроению народа, особенно в это утро. Надеюсь, что если здесь нет недостатка в хлебе, то очень многое уладится… Никто не поверил бы в то, что произошло с нами за последние сутки, и что бы он ни представил себе, все это будет далеко до того, что нам пришлось вынести».

В мою комнату вошел король и сказал:

— Я слышал, как народ аплодировал тебе. Это — конец революции. Теперь мы выработаем новый порядок, самый лучший для нас всех.

Я обняла его, хотя на самом деле не была согласна с ним. Каким бы мягким ни было в тот день настроение народа, все же я не могла забыть о том, что мы пленники. Когда я узнала, что нас собираются заставить переехать из Версаля в Тюильри, я сказала мадам Кампан: «Когда короли становятся пленниками, им недолго остается жить».

Настроение народа определенно изменилось, потому что в течение следующих нескольких дней из Версаля постепенно прибывала мебель. Столяры и обойщики весь день были на месте, и совсем скоро апартаменты, которые мы выбрали, стали выглядеть более пригодными для королевской резиденции. Наши королевские телохранители, отобранные из благородных семейств, были, разумеется, уволены и заменены людьми из Национальной гвардии Лафайетта. Для нас это было очень неудобно, так как эти люди были любопытны и дурно воспитаны и без всяких церемоний вторгались в нашу частную жизнь.

Я очень боялась, как бы мой сын не обидел этих гвардейцев, и внушала ему, чтобы он был с ними приветлив. Для него это было нетрудно. Он расспрашивал их и разговаривал с ними в такой манере, которую они не могли не найти очаровательной.

Он был уже достаточно большой, чтобы испытывать недоумение по поводу того, что произошло. Он сравнивал нашу теперешнюю жизнь с прошлой. Все мы в его присутствии старались скрывать свои опасения и пытались внушить ему веру в то, что все, что случилось с нами, было вполне естественным. Но он был слишком смышленый, чтобы верить этому.

Однажды он подбежал к королю и сказал:

— Папа, я должен сказать тебе что-то очень серьезное!

Его отец улыбнулся и ответил, что будет очень рад услышать об этом серьезном деле.

— Чего я не понимаю, папа, так это почему народ, который так сильно любил тебя, теперь вдруг разозлился на тебя. Что ты такого сделал, что они так сердиты? — спросил дофин.

Король посадил мальчика к себе на колени и сказал:

— Я хотел сделать народ более счастливым, чем он был. Но мне нужны были деньги, чтобы тратить их на войны. Поэтому я попросил деньги у народа, как это делают все короли. Но судьи, которые входили в парламент, были против этого. Они сказали, что только народ имеет право дать разрешение на это. Я попросил самых выдающихся граждан, отличающихся либо рождением, либо состоянием, либо талантом, приехать в Версаль. Это называется Генеральными Штатами. Когда они приехали, то попросили меня пойти на уступки, на которые я не мог пойти как из уважения к себе самому, так и из чувства справедливости по отношению к тебе, ведь когда-нибудь ты станешь их королем. В том, что произошло за последние несколько дней, виноваты злые люди, которые подстрекали людей к восстанию. Ты не должен думать, что в этом виноват народ!

Не знаю, понял ли все это мальчик, но он серьезно кивнул. После этой беседы он, казалось, лишился значительной части своих детских привычек.