Виктория Холт - Исповедь королевы

— Он настолько свеж и не имеет ни малейшего изъяна, что у меня нет таких красок, которые соответствовали бы ему!

Ах, лесть королеве! Но я, вне всякого сомнения, и в самом деле обладала необыкновенным цветом лица, и было бы ложной скромностью отрицать это.

Мои наряды в то время широко обсуждались во всем Париже так же, как и в Версале. Все знали, что я заплатила шесть тысяч ливров за одно только платье. Услуги мадам Бертен стоили дорого, и я знала это, но ведь она была модельером и самой лучшей портнихой в Париже. Не то чтобы она была моей единственной портнихой — нет, но она была дизайнером моих платьев и шляп. У меня были свои собственные швеи, а также специальные работники для пошива костюмов для верховой езды, пеньюаров, мастера по изготовлению кринолинов и кружевных воротников, оборок и нижних юбок.

Моя расточительность была популярной темой, поэтому я захотела, чтобы мадам Виже Лебрюн изобразила меня в gaulle — блузе, которую носили креолки. Это была простая блуза типа chemise [106] Рубашки (фр.). , сшитая из недорогого батиста.

Портрет получился очаровательным и был выставлен. Народ валил толпами, чтобы посмотреть на него, но вскоре стало ясно: что бы я ни делала — все будет плохо.

Одни говорили, что королева изображает из себя гостиничную горничную.

— Чего она желает, так это разорения торговцев шелком и лионских ткачей, чтобы помочь торговцам тканями из Фландрии. Ведь они — подданные ее брата! — говорили другие.

Все это уже само по себе было достаточно плохо. Но самый оскорбительный и в то же время самый выразительный комментарий был кем-то второпях нацарапан под моим портретом, пока тот висел в салоне:

«Франция с лицом Австрии, унизившаяся до того, чтобы прикрывать себя тряпкой».

В мае 1785 года ко мне пришла великая радость. Я родила моего второго сына. Роды сопровождались такими же церемониями, как и при рождении маленького дофина. Мой муж заявил, что никогда больше не допустит, чтобы я подверглась такой опасности, с которой я столкнулась, когда родилась моя дочь.

Луи сам подошел к моей кровати и взволнованно объявил:

— У нас родился еще один мальчик!

К моей кровати приблизилась моя дорогая Габриелла, неся на руках ребенка.

Я настояла на том, чтобы мне дали подержать его. Мальчик… чудесный мальчик! Я плакала. Король тоже плакал. Все вокруг плакали от радости.

Мой муж приказал, чтобы в Париж отправили донесение с сообщением об этом событии. Моего маленького сына, как и его старшего брата, крестил в соборе Парижской богоматери кардинал Роган. Его назвали Луи-Шарль. Отслужили благодарственный молебен. Слышались звон колоколов и звуки ружейного салюта.

Четыре дня и четыре ночи продолжались празднества в Версале.

Я была так счастлива! Мои мечты стали реальностью. У меня было два сына и дочь. Я часто склонялась над новорожденным, лежащим в своей прекрасной колыбельке.

— Ты будешь счастлив, мой дорогой! — говорила я ему.

О, если бы я могла предвидеть, какие страдания я принесу этому несчастному ребенку! Насколько лучше было бы, если бы он вообще никогда не появился на свет!

В то время был один человек, чье имя было у всех на устах. Это был писатель Бомарше. Он написал пьесу под названием «Le Mariage de Figaro» [107] «Женитьба Фигаро» (фр.). . Она вызвала огромный интерес при дворе и, полагаю, во всей стране. У автора возникли трудности с исполнением пьесы, потому что заместитель начальника полиции, судьи, хранитель печатей и даже, как это ни странно, король решили, что просмотр этой пьесы не принесет пользу стране.