Дверь отворилась, в мастерскую вошел Пласидо Пенитенте вместе с пиротехником, которому на днях отдавал распоряжения Симоун. Их окружили, засыпали вопросами.
— Мне не удалось поговорить с арестованными, — отвечал Пласидо. — Их, думаю, человек тридцать!
— Будьте начеку! — прибавил пиротехник, переглянувшись с Пласидо. Говорят, нынешней ночью ожидается резня…
— Ах, черт! — воскликнул Чичой, озираясь в поисках оружия, и, за неимением лучшего, схватил свой паяльник.
Хозяин так и сел, у него подкосились ноги. Простак-подмастерье уже видел себя зарезанным и заранее оплакивал участь своей жены и детей.
— Вздор! — сказал писарь. — Никакой резни не будет! Ведь советчик самого, — он многозначительно поднял палец, — к счастью, заболел.
— Симоун!
— Кхе, кхе, кхе!
Пласидо и пиротехник опять переглянулись.
— Вот кабы он не заболел…
— То резня была бы непременно! — закончил пиротехник, прикуривая сигарету над лампой. — А что тогда бы стали делать мы?
— Мы бы им показали резню! Подняли бы революцию и…
Ювелир раскашлялся так, что конец фразы никто не расслышал. Слова Чичоя, видимо, не сулили ничего доброго властям, судя по тому, как яростно размахивал он паяльником и какие строил гримасы, подобно японскому трагическому актеру.
— Уверен, что он только прикинулся больным, — просто боится выйти из дому! Ну, повстречайся он мне…
На ювелира снова напал отчаянный кашель, и он предложил разойтись.
— Но все-таки будьте готовы, — на прощание говорил пиротехник. — Может случиться, что перед нами встанет выбор: быть убитым или убивать.
Несчастный хозяин раскашлялся еще сильнее, и подмастерья стали расходиться, унося с собой молотки, напильники и другие инструменты, которые можно обратить в оружие: они готовились дорого продать свою жизнь. Вместе с ними вышли Пласидо и пиротехник.
— Будьте осторожны, прошу вас! — жалобно напутствовал работников хозяин.
— А вы уж не оставьте в беде мою вдову и моих сироток! — умолял простак еще жалобней.
Бедняге казалось, что он уже изрешечен пулями и похоронен.
Стража у городских ворот, была в эту ночь заменена испанскими артиллеристами. Когда на следующий день Бен-Саиб отважился с первыми лучами солнца выйти на прогулку и, кстати, проверить состояние городской стены, он увидел на ее откосе, неподалеку от Лунеты, труп молоденькой филиппинки в изодранной одежде. Бен-Саиб содрогнулся от ужаса, затем потрогал труп концом трости, оглянулся на ворота и пошел дальше, придумывая на ходу сентиментальную историю об убитой филиппинке.
Однако в последующие дни в газетах не появилось ни строчки о несчастной девушке, зато подробно сообщалось о том, сколько людей упало на улице, наступив на банановую кожуру и поскользнувшись; сам Бен-Саиб, видимо не найдя лучшей темы, поместил многословное описание циклона, который разрушил в Америке много селений и погубил свыше двух тысяч человек. Статья была написана высоким слогом, и между прочим в ней говорилось:
«Чувство милосердия, более свойственное нациям католическим, чем каким-либо иным, и мысль о сыне божьем, из милосердия пожертвовавшем собой ради спасения человечества, пробуждает в нас («Sic!») сострадание к себе подобным, и мы возносим мольбы к небу, чтобы наши острова, терпящие столько бедствий от циклонов, не постигла участь Соединенных Штатов!»
«Горациус» не упустил случая кольнуть соперника. Также ни словом не обмолвившись об убитых и о замученной девушке, он ответил в своем «Фейерверке»:
«После громких слов о милосердии и человечество брат Ибаньес, он же Бен-Саиб, молит бога только за Филиппины.
Впрочем, это понятно.
Ведь он не католик, он, как читатель помнит, мусульманин, а чувство милосердия более свойственно и т. д. и т. д…»
XXIX
Последнее слово о капитане Тьяго
Talis vita, finis ita [171] Какова жизнь, таков и конец (лат,) .
.
Капитан Тьяго хорошо закончил жизнь, мы хотим сказать, что похороны были всем на удивленье. Правда, приходский священник заметил отцу Ирене, что капитан умер без покаяния, но почтенный монах насмешливо улыбнулся и, потирая кончик носа, ответил:
— Полноте, уж мне-то лучше знать! Кабы отказывать в погребении всем, кто умер без покаяния, мы разучились бы читать «De profundis»! [172] Из глубин (лат.) — начальные слова заупокойной молитвы.
Вы отлично знаете, что подобные строгости соблюдаются, лишь когда непокаявшийся не имеет гроша за душой. Но капитан Тьяго!.. А вам разве не приходилось хоронить язычников-китайцев, да еще с заупокойной мессой?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу