Хосе Рисаль - Флибустьеры

Симоун, однако, никого не принимал и велел передать Кироге, что время действовать еще не наступило. Китаец направился к дону Кустодио спросить совета, надо ли вооружить служащих лавки, но дон Кустодио тоже не принимал: он разрабатывал проект обороны своего дома на случай осады. Тогда Кирога вспомнил о Бен-Саибе, но, застав журналиста вооруженным до зубов и увидав на столе, вместо пресс-папье, два револьвера, поспешно откланялся, вернулся домой и, сказавшись больным, лег в постель.

В четыре часа пополудни заговорили уже не только о прокламациях. Поползли слухи о сговоре между студентами и военными из Сан-Матео; [166] Сан-Матео — предместье Манилы. уверяли, что на банкете в китайской панситерии студенты поклялись захватить город, что у входа в гавань стоят немецкие корабли, готовые поддержать мятежников. И еще рассказывали, что группа молодежи отправилась в Малаканьянг [167] Малаканьянг — пригородный район в старой Маниле, где находилась резиденция генерал-губернаторов. , якобы заявить о своей преданности Испании, но когда они хотели пройти к генералу, их задержали и у каждого нашли оружие. Само провидение спасло его превосходительство, помешав сразу принять преступных юнцов: он был занят беседой с провинциалами, вице-ректором и отцом Ирене, приехавшим от отца Сальви. Если верить отцу Ирене, который под вечер навестил капитана Тьяго, эти слухи были недалеки от истины. По словам монаха, влиятельные лица советовали его превосходительству, воспользовавшись случаем, примерно наказать этих флибустьеришек, чтобы раз навсегда нагнать страху.

Отец Ирене в лицах рассказывал, как все было:

— Нескольких расстрелять, — говорил один, — да десятка два немедленно выслать под покровом ночи. Все недовольные вмиг присмиреют!

— Зачем так круто! — возражал более мягкосердечный. — Достаточно вывести на улицы войска, например, кавалерийский батальон с саблями наголо да выкатить несколько пушек… Народ здесь робкий, все тотчас попрячутся по домам.

— Что вы, помилуйте! — возмущался другой. — Именно теперь надо сокрушить врага, Что толку, если они все попрячутся по домам? Надо, напротив, заставить их выйти наружу, как выгоняют горчичниками дурные соки. Если они не рискнут поднять бунт, надо разжечь страсти, подослать провокаторов… А тем временем, надев маску беспечности, держать отряды наготове. Когда же мятежники осмелеют и начнут действовать, ударить по ним, и — конец!

— Цель оправдывает средства, — поддержал кто-то. — Наша цель — спасти святую религию и неделимость отечества. Следует объявить осадное положение, а при малейшем намеке на беспорядки схватить всех богатых и образованных филиппинцев… Разом очистим страну!

— Не приди я вовремя, чтобы удержать их, — говорил отец Ирене капитану Тьяго, — на улицах наверняка уже лилась бы кровь… Но я думал о вас, капитан… Партия непримиримых немногого добилась от генерала, им не хватало Симоуна… Да, если бы Симоун не заболел…

Арест Басилио и обыск, который учинили в его комнате, сильно ухудшили состояние капитана Тьяго. А тут еще явился отец Ирене и донельзя запугал его своими россказнями. Больного стала бить лихорадка, он силился вымолвить слово и не мог; глаза вылезли из орбит; обливаясь холодным потом, он вцепился в руку отца Ирене и попробовал привстать. Хриплый стон вырвался из его груди, и он повалился на подушки. Глаза капитана Тьяго стали стекленеть, на губах появилась пена: он был мертв. Отец Ирене в страхе кинулся было из комнаты, но сведенные предсмертной судорогой руки крепко держали его.

Рванувшись изо всех сил и стащив при этом покойника с кровати, монах высвободил свою руку и выбежал вон. Тело капитана Тьяго так и осталось на полу.

К вечеру страхи достигли апогея. Горожане передавали друг другу истории, которые заставили трусов уверовать в козни заговорщиков.

На паперти одной церкви, в которой крестили младенца, мальчишкам бросили пригоршню медяков. Тотчас образовалась свалка. В эту минуту мимо проходил бравый вояка, который сгоряча принял детскую потасовку за драку с флибустьерами. Размахивая саблей, он напал на детей, те — врассыпную, влетел в храм и, если бы не запутался в занавесе у хоров, снес бы головы всем статуям святых. Находившихся в церкви обуяла паника; с криками: «Флибустьеры! Бунт!» — они кинулись наутек. Новость распространилась мгновенно. Китайцы бросились запирать немногие еще открытые лавки, некоторые даже не убрали с лотков куски тканей, женщины бежали по улицам, теряя туфли. К счастью, в сумятице был ранен всего один человек и несколько отделались небольшими ушибами, в их числе сам вояка: он упал, сражаясь с занавесом, за которым ему чудились мятежники. Подвиг, этот принес ему славу, несомненно заслуженную. Если бы путь к славе был всегда столь невинным, куда меньше слез проливали бы матери и населения бы на Земле прибавилось!