Вадим Каргалов - Даниил Московский

— И то так, княгинюшка, голубица моя.

Поморщилась Анастасия. Голубицей зовет ее и Любомир, то ей сладко, но слышать такое от постылого князя!

— Не голубица я, великий князь, не зови меня именем этим, голубица голубят высиживает, мне же такого не дано.

Насупил кустистые брови князь Андрей, больно, ох как больно ударила его Анастасия. Он ли, она ль виновата, кто ведает, отчего нет у Анастасии детей? Обнял ее, но княгиня отступила.

— Будто чужд я те? — сказал с горечью.

Но в ответ ни слова.

— Ох, Анастасия, кабы не любил тебя…

Анастасия насмешливо обронила:

— Того мало, в соку березка!..

Уходил от княгини с горечью на сердце и не мог понять — злость ли его гложет, тревогу ли какую посеяла в его душе Анастасия? Встречному отроку бросил резко:

— Вели коня седлать!

Учуяв княжий гнев, отрок метнулся, а Андрей Александрович, накинув на плечи корзно, вышел на высокое крыльцо, посмотрел на Клязьму. Она уже вскрылась и несла остатки льда, коряги и все, что подхватывала с берегов.

Ворота Детинца распахнуты; опираясь на копья, стояла в проеме стража, в стеганых теплых кафтанах и войлочных колпаках, с пристегнутыми на боку мечами. Перегнувшись, осматривал даль караульный гридин. Князю видна только его спина, и он не понял, кто это из дружинников. От причала отплыл верткий челн, какой-то владимирский рыболов вышел на лов. В Кузнечной слободе звенели молоты. Отрок подвел коня, но великий князь уже передумал ехать, вернулся в хоромы, позвал Ерему:

— Выведывай, боярин, чего еще Даниил выкинет. Эвон, с Дмитрием сообща тягались, а ныне московский князек шубу вывернул.

Версту за верстой топчут копыта безлюдную степь. На ночь гридни стреножат коней, выставляют чуткий караул.

Спят на траве, разбросав войлочные потники и положив под головы седла.

Молодая трава пахла свежо, и к утру было прохладно. Ночи стояли лунные, и крупные звезды редки, лишь Татарский Шлях, усеянный мелкозвездьем, тянулся, ровно молочная дорога, с юга на север. По нему ночами мчались на Русь тумены хана Батыя, вели в набег на земли русичей свои орды разные ханы и царевичи, разоряли княжества, жгли города и деревни, гнали в Орду многочисленный полон. Такое Юрию ведомо не из рассказов, он знал, чем заканчиваются княжьи распри, и особенно когда князья зовут в подмогу ордынцев. К ней всегда прибегает великий князь Андрей Александрович. За помощь он позволяет ордынцам грабить Русь и убивать всех, кто сопротивляется.

Княжич Юрий уверен: если ему не удастся склонить на сторону Москвы хана Тохту, князь Андрей сызнова приведет ордынцев и беда постигнет Московское княжество.

От предстоящего — встать пред грозными очами могущественного Тохты — Юрию делается страшно, его пробирает внутренний холод от самого живота. Мнится ему: вот он на коленях перед ханом, вдруг палач волочет его на казнь, уже занес над ним саблю…

Все ближе и ближе конец пути, и сон у Юрия делается беспокойным, а ночи длинными, утомительными. Если бы снова оказаться в Москве и не чувствовать ужаса от предстоящей встречи с ханом! Он вспоминал прежнею жизнь, и она чудилась ему прекрасной и далекой. Юрий молил Бога быть к нему милосердным в этом ужасном логове, где каждый захочет вцепиться в него, московского княжича…

На исходе месяца мая-травня показалась княжичу столица государства Золотой Орды: ханский дворец и мечети, дворцы вельмож и дома, обнесенные глинобитными заборами, православный деревянный храм и еврейская синагога и еще множество иных построек огромного города Сарая, заселенного разноплеменными народами, — города, на много верст прилепившегося к полноводной Волге-реке.

Провожая сына, князь Даниил напутствовал:

— В Сарае перво-наперво навести владыку. Епископ Исмаил подскажет, кто у хана в особой чести. С того и начинай, одари. Как вельможи нашепчут Тохте, так и отзовется.

А еще велел передать князь Даниил владыке кожаный кошель с деньгами на храм.

— Нищ дом Христа в сердце неверных и нищ приход, а страждущих великое множество, — говорил московский князь. — Пусть малый дар княжества Московского примет владыка Исмаил, от чистого сердца даю.

Въехав на грязную улицу, княжич Юрий направил коня к караван-сараю. Следом за ним ехали гридни, скрипел обоз.

Жилище у епископа Исмаила бедное, комнатенка ровно келья монашеская: зарешеченное оконце, своды низкие, а под писанным на доске образом столик-налой. У стены лавка широкая, войлоком покрытая, на ней спит епископ.