Владимир Малик - Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

— Да, нелегка у тебя, дед, жизнь, — согласился Самуил.

Беседа затянулась допоздна. Лишь когда пропели первые петухи, легли спать. Мужчины на полу, Любава — на печи.

Проснулся Ждан от приглушенного разговора в сенях. Стал прислушиваться. Чей-то грубый голос сердито бубнил:

— Мне надоело ждать, Живосил! Или отдашь долг ныне, или пусть девка отработает!

— Будь человеком, Карпило! — просил Живосил. — Отдам! Всё что должон, отдам! А пока возьми то, что имею…

Незнакомый Карпило, слыхать, разгневался ещё больше, голос его загремел:

— Что ты мне тычешь, старый хрыч, какую-то несчастную ногату! [24] [24] Ногата — мелкая денежная единица Киевской Руси, двадцатая часть гривны. Гривна — денежная и весовая единица, равная 400 граммам серебра. Так тебе и до смерти не расплатиться!.. Говорю тебе — пускай внучка отработает… Сколько ещё ей сидеть у тебя на шее? У неё и харчи будут, а у тебя долга не станет…

— Не быть по-твоему, Карпило! Не пущу внучку!

— А я и спрашивать не стану! Потяну силой — и всё тут!

Из сеней донёсся шум борьбы, что-то с грохотом упало, потом раздался девичий крик:

— Ой, дедуся!..

Ждан вскочил с постели.

— Дядька Самуил, вставай! Несчастье с Любавой! Быстрей!

Надев сапоги, сорвал с колышка меч и, как был — раздетый, простоволосый — кинулся из хаты.

Дверь из сеней распахнута настежь. В сенях — никого. Голоса слышатся у самых ворот. Ждан стремглав выскочил во двор.

Утро выдалось тихое, солнечное, и только высокие сугробы пушистого снега напоминали о том, что недавно здесь бушевала метель.

У ворот возились четверо. Двое, одетые в бараньи кожухи тянули за руки Любаву, которая изо всех сил упиралась ногами в сугроб, а дед Живосил тормошил одного из них за рукав и охрипшим голосом умолял:

— Карпило, не трогай дивчину! Оставь! Ибо грех на тебе будет! На твоих детях отольются наши слезы!

— Иди прочь! Отцепись! — отмахнулся тот свободной рукой.

— Карпило!..

— Прочь, говорю, старый хрыч! — разозлился Карпило и кулачищем толкнул старика в грудь.

Живосил пошатнулся и упал в снег.

Ждан перескочил через сугроб и выхватил меч.

— Остановитесь, мерзавцы! Оставьте дивчину!

И Карпило, и его помощник, молодой парень, выпустили из рук Любаву, отшатнулись. Жирное лицо Карпила побагровело, глаза от гнева и удивления полезли на лоб.

— Ты кто такой? Как смеешь руку поднять на княжего тиуна?! Да я тебя… Да я…

Он задыхался от ярости. Рука шарила по боку, нащупывая рукоять меча. Его подручный отступил к калитке.

Но тут на помощь Ждану подбежал Самуил.

— Погоди, тиун, успокойся! Не горячись! Не тронь меч!.. Почто тянешь девицу, как собаку? Почто ударил старого? Чем он пред тобою провинился?

Карпило выпрямился. Невысокого роста, дебелый, с толстой шеей, он походил на бугая. Ноги расставил, голову нагнул — таращится исподлобья.

— Кто вы такие, чтоб я перед вами ответ держал? Тати, разбойники с большой дороги! Да я немедля прикажу вас в яму бросить! В колодки забить! В железные путы заковать! К князю притащу на суд, а то и сам… вот этими руками… Ну, ответ держи, кто такие?

Самуил подошёл ближе, вытащил из-за пазухи плотный пергаментный свиток с восковой печатью князя, что скрепляла тонкий шёлковый шнурок, и ткнул Карпилу под нос.

— Гляди, тиун! Узнаешь печать князя Владимира?

Карпило, оторопев, заморгал глазами.

А Самуил продолжал:

— Узнал… Вот и хорошо!.. А теперь слушай: ты не тронешь этих людей — ни деда Живосила, ни Любаву — и пальцем! Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо!

Карпило ещё не знал, кто перед ним, но понял, что препираться опасно — у незнакомцев письма с княжескими печатями! А таких — лучше не трогать! Он виновато пожал плечами, пробормотал:

— Понял… Как не понять… А я что? Разве зла хотел этой девице? Я же — как лучше!.. По справедливости… По русской правде…

— По русской правде… — передразнил его Самуил. — Где же тут правда? Ею и не пахнет! Князь Ярослав, когда давал нам русскую правду, то велел жить по правде сердца, по совести, а ты… Вот теперь иди и запомни, что мы тебе тут сказали: не смей и пальцем тронуть ни Живосила, ни Любаву! А долг его я тебе заплачу, как только в следующий раз навещу Глебов. Меня Самуилом зовут, чтобы и ты знал…

Тиун глянул угрюмо, поглубже натянул шапку и молча поплёлся со двора. Пахолок [25] [25] Пахолок — здесь: слуга. подался за ним.

Дед Живосил прослезился.

— Спаси вас Бог, люди добрые! Защитили нас с Любавой! Карпило — не человек, а зверь: сгноил бы меня в яме, а Любаву… Страшно подумать, что стало бы с нею, если б попала в руки этого убивца! Да берегут вас боги!