Зот Тоболкин - Грустный шут

— А теперь с этими решайте, — сказал о помощниках Каменева. — Ежели заслуживают — туда их…

— Невольные мы! Он нас неволил! — закричали в страхе два казака. Но освобожденные братья, в спешке забыв раздеть их, кинули за борт.

— Ну вот, ребятушки, вольны вы. Ступайте домой. Или — куда душа пожелает.

— Нет у нас дома, — ответил за братьев Егор. — Берите нас с собою. Мореходы мы добрые. Дело знаем.

— Это не мне решать. Вон командир наш, его просите, — сказал Барма, кивнул на Митю. — Я тут седьмая спица в колесе.

Митя строго оглядел мореходов: помятый вид их ему не понравился.

— Винишком балуются, — проворчал он. — По рожам видно. А у меня в команде никто не пьет.

— Истинно, истинно, — подхватил Бондарь, с тоской подумав, что на суденышке нет ни капли хмельного и от сухоты першит в горле.

— Вот, Кеша, к примеру, он сроду капли в рот не брал.

— Не брал, Митрий, твоя правда, — нестерпимо страдая, морщась, кивал Бондарь. А перед взором его рядами выстроились бочки, бочонки, и каждая, как в скиту, была наполнена вином. Холодные денечки миновали.

— Ну, ежели тут команда непьющая, то и мы пить не станем. Я лагунок на случай спрятал… — Егор, бес-искуситель, нырнул в трюм и из-под брезента извлек лагун с брагою. — На, штурман, кинь за борт, — протянул он лагун Мите…

— Лучше я! — опередил Бондарь и, хлопнув по дну ручищей, наполовину выбил деревянную пробку.

— Дай помогу, — подлез младший из Гусельниковых, пожалуй, самый дюжий. — У меня рука крепше.

— Не-е. То дело Бондаря, — со второго удара пробка вылетела, брага полилась, но не за борт — в глотку.

— Ты же не пьешь, святой человек! — остановил его Гусельников-младший. — Давай уж я грешить стану. Ты молись за меня.

— Я и не пью, когда молюсь. Молиться теперь не время, — передав лагун братьям, пояснил Бондарь.

Когда лагун обошел по кругу, Митя еще раз напомнил, что на судне все свободны, но если уж собрались служить под его началом, то служить надо верно.

— После присягу примете.

— Присягнем. Все до единого, — заверил Егор и отвел Барму в сторону. — Самоедка-то просила на ночь остаться, — шепнул, оглядываясь на Дарью Борисовну.

— Я разе против? — вздохнул Барма.

Но ветер дул попутный. Команда подобралась умелая. Кораблю плыть.

— Присяга-юу… — вразнобой повторяли за Митей братья. — России ради не щадить живота. Служить ей не за страх, а за совесть. Слушаться командира и положить жизнь за други своя. Флагу, кораблю и отечеству верным быть до последнего часу…

— Аминь, — торжественно заключил Бондарь, окропил каждого родниковой водою и сам прочувствованно, без за иканий прочел сочиненную Митей присягу, за ним — Барма, Даша и даже Гонька. Немой пробежал глазами текст, приложил к груди руку, замаячил: «Я тоже принимаю».

— Все понял, юнга, все понял, — кивнул ему Митя и велел вытащить из трюма собранное Каменевым добро. Было добра немало: копченые окорока, вяленая и соленая рыба, мука, мягкая рухлядь, сало медвежье, рыбий жир…

— Постарался Тереха для государя, — подивился Бондарь обилию мехов и продуктов. Сам он был неприхотлив, нежаден: лишь бы тело грешное нашлось чем прикрыть да в животе не урчало. В могилу-то все одно уносишь только то, что на себе да в себе. И тем черви распоряжаются.

— Куда мы употребим все это? — спросил Митя, самый щепетильный из всей команды. — Может, в казну сдадим?

— Казна и добро это, и нас упрячет. Какой-нибудь ярыга добром поживится, спасибо не скажет. Нет, братко, по всем законам рухлядь наша. Мы ее в деньги переведем, а деньги сбережем для похода, — рассудил здраво Барма. — Но ежели не прав я — поступите иначе.

— Царь Соломон лучше не рассудил бы, — поддержал его Бондарь, выглянув из трюма. В руках у него были ружья и казачьи пистоли. — А вот к куче вашей прибавок — куча мала.

— Прибавок добрый, — обрадовался Митя. — С ружьями не пропадем: от ворога отобьемся и пропитание себе добудем. — Оглядев команду свою, вдруг рявкнул: — Вста-ать! Построиться!

Даша испуганно отпрянула, немой сжался. Прочие растерянно улыбались, пожимая плечами. Чудит капитан!

— Не поняли? Приказываю… — Митя расставил мужчин по ранжиру, первым стоял самый рослый Бондарь, за ним Гусельников-второй, которого братья звали Полтора-Петра, далее — брат младший, Степша, Барма и все прочие. — Вот это и есть строй. Ясно? А кому со второго раза не ясно, тому на флоте боцмана зубы считают. Мы без битья обойдемся — по разуму и по совести. Егора боцманом назначаю. Побудка, строй, порядок, питание на корабле — его забота. Кешу и вас, — Митя отделил Петра и Степана, — определяю в плотничью команду…