Савва Дангулов - Дипломаты

— Вам не по душе этот немец больше, чем любой другой? — спросил Петр Кокорева вполголоса.

— Больше, — сказал Кокорев, не оборачиваясь.

— Ведь он небось добрый час простоял на ветру, дожидаясь? — улыбнулся Петр, все-таки его не покидало чувство юмора. — А потом был так вежлив: не крикнул, не вспылил, поверил почти на слово…

— И взял в плен, — добавил Кокорев.

— Погодите, вы сказали: в плен? — Петр уже все понял, однако тона не изменил, — он не ожидал, что слово это услышит именно от Кокорева.

— Да, и вы будете находиться в плену столько, сколько хочет немец. — Кокорев взглянул в дальний конец вагона, и вновь ноздри вздрогнули.

— Но… Гофман? — произнес Петр, точно каждое слово Кокорева было для Белодеда откровением. — Он подошел к Кокореву ближе.

Кокорев улыбнулся — было приятно, что в столь ответственном разговоре инициатива принадлежала ему. Пожалуй, прежде было иначе.

— Но именно Гофман, а некто иной, прислал этого офицера, прислал и наказал держать вас ровно столько, сколько ему. Гофману, будет угодно.

Петр взглянул на немца: казалось, тот не шелохнулся, продолжал смотреть в окно, за которым спорой рысью двигался конный разъезд и этот конь без седока, в яблоках.

— Ну что ж, я сейчас подойду к нему, — Петр указал взглядом на офицера, — и скажу: напрасно он думает, что обманул меня.

Кокорев потер руки, не ладони, а тыльные части рук, потер одну о другую. Лицо его стало меловым, и только зерна пота, рассыпавшиеся по лицу, свидетельствовали, как ему худо.

— Я хочу задать вопрос, — сказал Петр Кокореву, указывая на немца, — последний вопрос.

Кокорев встревожился:

— Вы хотите пригрозить ему?

— Я просто скажу, что хочу говорить с Гофманом.

— Он откажет, Петр Дорофеевич.

— Вот тогда я пригрожу ему.

Петр увидел, как заалели мочки ушей Кокорева.

— Петр Дорофеевич, не сочтите мальчишеством, — произнес Кокорев. — Но лучше это сделать мне.

— У вас нет права, — сказал Белодед, сказал с той интонацией, которая не оставляла сомнений: он не передоверит этой обязанности никому.

— Но если немец обратится к оружию, я пристрелю его, — сказал Кокорев, и рука скользнула к заднему карману брюк — маленький браунинг был там.

— Этого не надо делать, — возразил Петр.

— Сделаю, Петр Дорофеевич. Не могу не сделать.

— Не надо, — проговорил Белодед, а сам подумал: «А он настоящий, этот Вася Кокорев!»

Петр пошел в конец вагона, где стоял немец. Чем ближе Петр подходил к офицеру, тем медленнее становился шаг. Белодед будто хотел, чтобы, до того как будут сказаны все слова, сам шаг, неторопливо-размеренный и, быть может, грозный, был замечен офицером.

— Господин офицер…

Немец продолжал смотреть в окно, будто самое значительное происходило там, где резвой иноходью бежали кони.

— Когда мы сможем увидеть генерала?

Офицер обратил глаза на Петра, глаза, не лицо — было похоже, что тонкая шея офицера отвердела и плохо поворачивается.

— Мне нелегко ответить на ваш вопрос, — проговорил немец.

— Когда мы можем вручить пакет генералу? — произнес Петр громче — хотелось, чтобы каждое слово было слышно в том конце коридора, где стоял Кокорев.

Квадратные плечи офицера приподнялись, выражая недоумение.

— Не знаю, — сказал он.

За высокими плечами немца было окно. Дальше — полотно железной дороги. Еще дальше — поле. Светало далеко в стороне, за косогором; очевидно, солнце должно было взойти оттуда. Поезд шел медленно, и конная группа немцев могла двигаться с ним вровень.

— Я хочу вам сказать, — произнес Петр раздельно — когда он волновался, он должен был говорить раздельно, иначе слова наскакивали одно на другое я получалась каша. — Хочу сказать, — повторил он еще четче и медленнее, а заодно и громче: он хотел, чтобы Кокорев все слышал, — ваш план мне ясен.

— Какой план? — улыбнулся немец. Это было похоже на диво: деревянный человек, едва научившийся двигать руками и ногами, вдруг улыбнулся.

— Вам надо удержать нас здесь, чтобы выгадать часы, которые вам необходимы.

Плечи офицера опять выразили недоумение.

— Неверно. — Он указал взглядом на лесок вдали. — Гофмана там нет. — Он пододвинулся к окну и посмотрел вниз — рядом лежал овраг. — И там нет. — Он продолжал смотреть в овраг. — Мы посреди равнины, как посреди моря. — Он окинул взглядом заснеженное поле, оно действительно было похоже на море, безбрежное, выпуклое, разделенное надвое червонной стежкой, позади уже встало солнце. — Другое дело, если мы приедем в Двинск. — обнадеживающе вздохнул офицер и тут же добавил: — Но кто знает, когда мы там будем.