Этот Сивиронов, не плохой, в сущности человек, командовал своим отрядом, в котором, насчитывалось до полусотни бойцов. 1 августа, во время операции у хутора Паньковка, подвода Сивиронова наскочила на немцев, завязалась перестрелка, но у партизан обошлось без потерь.
Вот тогда два партизанских отряда и встретились. Решили действовать сообща, ведь, сложенные вместе — это уже семь десятков бойцов, силёнка, конечно не достаточная, чтобы всю вражью армию разгромить, но существенно досадить врагу они смогли.
И вот теперь Сивиронов говорил очень громко — едва ли даже не кричал:
— А я ещё раз говорю: самое разумное — это идти за Лисичанск, в Кременские леса…
Братья Третьякевичи подошли, и увидели, что рядом с командирами стоят и простые партизаны. Некоторые из них поддержали Сивиронова. Слышались их голоса:
— Верно Сивиронов говорит: нечего тут сидеть… От немца теперь спасу не будет!
Но Яковенко произнёс спокойно, и, вместе с тем, так громко, что каждый его услышал:
— Мы имеем задание действовать здесь, и никуда не уйдём.
Сивиронов посмотрел на него, покачал головой, вздохнул, и произнёс:
— Ну что ж. Твоё право. Ты командир, а я своих людей увожу.
Не прошло и получаса, как люди Сивиронова собрались и ушли. И так печально стало! Так, сразу уменьшились их силы. Казалось, что партизаны Сивиронова не просто ушли, а погибли в тяжёлом бою.
Теперь их осталось чуть больше 20 человек…
Яковенко пытался выглядеть бодро и говорить. Вот подозвал Михаила Третьякевича, и сказал:
— Сейчас не время раскисать. Продолжим нашу агитацию, среди населения. Пускай немцы знают, что им не удалось нас запугать, и мы всё так же активны. Надо составить очередную листовку. Займись-ка этим, товарищ комиссар…
Вскоре Михаил и Виктор Третьякевичи сидели друг напротив друга на пеньках, и общими интеллектуальными усилиями составляли очередную листовку.
И под грохот рвущих лес снарядов получился сильный текст, некоторые выдержки из которого приводятся ниже:
«Дорогие наши ворошиловградцы! Мы, коммунисты-подпольщики, обращаемся к вам: не верьте лживой фашистской пропаганде… Банда Гитлера пытается убедить вас, что они разгромили Красную армию… Недалек час, когда Красная Армия перейдёт в наступление и освободит наш славный город…
Подпольный горком партии».
Прошло ещё несколько дней.
Немцы продолжали обстрел Паньковского леса. И хотя никто из партизан от этого обстрела не был ранен, настроение у большинства было скверным. Вновь и вновь слышались голоса о том, что надо уходить.
Вечером 10 августа на большой полянке, возле Ивана Яковенко собрались братья Третьякевичи, и почти все бывшие в отряде партизаны (отсутствовали только следившие за подступами к лагерю).
Михаил Третьякевич незадолго до этого имел отдельный разговор с командиром. Во время этого разговора Яковенко сказал:
— Может быть лучше было бы, если б мы пошли с Сивороновым…
Но теперь Сиворонов и его отряд ушли далеко, и вряд ли уже удалось с ними встретиться. И поэтому приходилось отступать разрозненно, с малыми силами. Собственно об отступлении у них и пошла речь на последовавшем за этим партизанском собрании.
Яковенко, как ни старался, не мог скрыть своей горечи. И говорил он медленно, словно бы тяжело ему было подбирать нужные, а на самом то деле такие простые слова:
— Вот что, товарищи. Придётся нам всё-таки отступать.
Бойцы переглянулись. Кое-кто заулыбался, раздался даже голос:
— Ну, наконец-то…
Другой спросил:
— А куда пойдём-то?
— Да тут от товарища Рыбалко поступило предложение…
Командир одной из групп Рыбалко выступил вперёд и проговорил чётко, будто бы непререкаемую истину:
— Пойдём в Митякинские леса.
— Это где ж?
— А в Ростовской области.
— Далековато топать…
Но Рыбалко ответил.
— А не всё ли равно, где врага бить? Ведь фрицы сейчас везде. По всей нашей земле расползлись гады. К тому же я хорошо Митякинские леса знаю. Сам оттуда родом.
— Ладно, чего уж там — отступаем. Всяко лучше, чем здесь под обстрелом сидеть…
Тут Яковенко прокашлялся и заявил:
— Но, прежде чем отступать, надо будет переправу, которую немцы через Донец почти уже наладили разрушить. Ну, кто пойдёт?
Первым поднял руку Виктор Третьякевич.
* * *
К берегу Донца подошли уже ночью. На небе россыпью горели ярчайшие созвездия, но книзу, к земле почти не давали своего света. Это была безлунная, и действительно тёмная ночь.
Читать дальше