Дмитрий Щербинин - Заре навстречу

Тогда Витя проговорил:

— Да, конечно. Ты маме передай, что всё у нас хорошо, не бедствуем, и волноваться за нас совершенно нечего. Вот как немчуру прогоним, так вернёмся, и заживём так же хорошо, как и прежде жили.

А Михаил добавил:

— И пропитания у нас достаточно, и одежда вся хорошая, никто не болеет — так ей скажи. До Донца, кстати, вместе пойдём. Надо на берег противоположный поглядеть, да обстановку оценить…

Через несколько минут быстрого хода, Третьякевичи уже вышли к берегу.

Перед ними, блеща бессчетными золотыми светлячками солнца, нёс свои воды Донец. И так хотелось искупаться в этой пронизанным небесным светом водице, порыбачить, а потом и ухи сварить, таким это желание казалось естественным, так пододвигала к этому сама успокоенная, с белыми, пушистыми и светлейшими облачками в небе, и мягким шелестов листьев природа, что постоянная напряжённая мысль о войне, о надобности бороться, уничтожать — казалась совершенно противоестественной, и уже сам дух отгонял это военное чувствование…

Но вот опять бабахнула вражья артиллерия, и вскоре отозвался Паньковский лес протестующем воплем поваленного дерева.

И уже насторожённые залегли Третьякевичи в прибрежных кустах, и из-за них зорко наблюдали за противоположным берегом.

И увидели: там суетились фрицы. Несколько больших подвод стояли у противоположного берега, и с них раздетые по пояс вражьи солдаты сгружали привезённые откуда-то издалека широкие и вытянутые брёвна.

Ещё несколько автоматчиков стояли поблизости, курили, часто сплёвывали, и разговаривали так громко, что отдельные их слова долетали даже и до противоположного берега.

И Витя понимал эти отдельные слова. Ведь до оккупации он посещал курсы немецкого языка. В отряде его назначили переводчиком.

И шестью днями раньше, то есть 1 августа, ему уже доводилось подслушивать немецкую речь. Было это вблизи от Паньковки, куда тогда прибыли немцы человек 50–60. На подступах к хутору поставили пост из 4 человек, который контролировал всё вокруг.

Партизаны решили этот пост уничтожить, но сначала на разведку послали Виктора Третьякевича. Он незамеченным подполз, и слушал, о чём говорят немцы.

А потом партизаны пошли в атаку. Всего было 7 человек, из них двое — братья Третьякевичи. Подошли к фрицам метрам на двадцать, и всё бы прошло без задоринки, но качество их оружия было, прямо скажем, не важное, и у Яковенко и Соболева заели автоматы, так что получались только отдельные выстрелы. Но всё же пост тогда разгромили, а у немцев забрали оружие и документы.

Это была только одна из дерзких выходок партизан, но и её упоминали стоявшие на противоположном берегу Донца автоматчики. Вообще — очень много они бранили лесных патриотов — бранили, и, вместе с тем, побаивались.

Так, например, Витя перевёл следующие слова: «Вот мы здесь сейчас стоим, а они, может быть, в нас с того берега из снайперских винтовок целятся».

А другой фашист произнёс: «Ну, ничего. Как только мы наведём переправу, всё переменится. Мы войдём в лес и перебьём всех их. А тех кого не убьём сразу — потом повесим».

Виктор перевёл эти, и некоторые другие реплики, опуская, впрочем, часто встречающуюся брань.

— То, что они переправу налаживают — это, конечно, скверно, — процедил сквозь зубы, Михаил, — Но ничего… до конца они её не разрушат.

Тут Иосиф Кузьмич приподнялся, и молвил:

— Ну, что то мы здесь залежались А мне, конечно, не в этом месте придётся переплывать…

— Ничего, папа, мы тебя проводим, — заверил его Витя.

Начавшийся утром 6 августа обстрел Паньковского леса шёл уже беспрерывно. Действительно — местные партизаны сумели крепко досадить фашистам, и те любыми средствами решили выжить их из этих лесов.

Новые и новые заряды, как миномётные, так и от крупной артиллерии рвались по лесу. Ни один из этих зарядов ещё не накрыл партизанский лагерь, но один раз рвануло так близко, что партизаны видели и сам взрыв, и как накренилась потом, но не рухнула, зацепившись за ветви соседних деревьев, сосна.

К сожалению, не все в отряде были дисциплинированы настолько, чтобы беспрекословно слушаться своего командира. Ведь они и не были военными людьми, а простыми тружениками, иногда с чрезмерной поспешностью набранные для борьбы…

И, когда Михаил и Виктор Третьякевичи, проводив отца, вернулись к лесному лагерю то, прежде всего, услышали напряжённые голоса Ивана Михайловича Яковенко и Сивиронова.