Дмитрий Щербинин - Заре навстречу

И тут из-за двери раздался голос Бори Главана:

— Гена, открывай, у меня к тебе важное дело!

И Почепцов повторил про себя это словосочетание «важное дело», и не стал открывать Главану. От того, что пришёл Главан ему стало ещё страшнее, чем, если бы пришли полицаи. С лихорадочной скоростью проносились в его воображении картины: вот он открывает Главану, а тот протягивает ему автомат, и говорит: «Ну что, Гена, пришло наконец время, чтобы доказать свою верность Родине. Сейчас устроим нападение на… вражью тюрьму! Будет жаркий бой, но мы должны освободить наших попавших в плен товарищей». И дальше воображал Генка: вот пойдут они к тюрьме, будет бой, в котором его тяжело ранят, захватят в плен, и отнесут в тюрьму, которую подпольщикам так и не удастся захватить. И там, в тюрьме, подвергнут его страшным мученьям…

Стук в дверь повторился, и вновь раздался голос Главана:

— Гена, ну я же знаю, что ты дома. Открывай скорее…

Тогда Почепцов медленно начал пятиться. Он отступал в свою комнату, так как в ней ему казалось надёжнее.

Но вот скрипнула под его ногой половица. Генка аж похолодел, а сердце его сжалось с такой болью, что он испугался ещё и тому, что оно вообще может остановиться.

Несколько мгновений он, болезненно-бледный, стоял, дрожал, и думал: «Ну только бы он не услышал, как эта дурацкая половица скрипнула… только бы не услышал…»

Вроде бы, стук больше не повторялся. Тогда Генка медленно вернулся в свою комнату, осторожно прикрыл дверь, и, прижавшись к ней ухом, начал слушать.

И тут вновь стук! На этот раз за его спиной, в окно его комнате!

Почепцов едва не лишился чувств от ужаса! Ведь он забыл занавесить оконце, и его было видно с улицы. Оглянулся. К окну прильнул, и глядел прямо на него Борис Главан. Вот руками сделал жесты, чтобы Генка открыл входную дверь.

Генка улыбнулся страшной, вымученной улыбкой, и бросился открывать. Через несколько секунд Главан вошёл в его комнату.

— Почему не открывал? — спросил он сурово.

— Думал, полицаи, — усталым, от нервного перенапряжения голосов ответил Генка.

— Ведь я же кричал тебе, — укоризненно покачал головой Главан.

— Но я, честное слово, не слышал, — выдавил из себя искренние нотки Почепцов. — Со слухом у меня плохо. Наследственное.

— Да что с тобой? — внимательно смотрел на него Боря. — Ведь на тебе лица нет. Неужели…

— Нет-нет, ты не подумай, что я испугался, просто плохо себя с утра чувствовал.

Сказав это, Почепцов подумал, а не сослаться ли на то, что он вообще приболел и не сможет выполнить «важное дело». Но тут же опять испугался, — в этот раз того, что Главан посчитает его таким эдаким немощным, и его, как человека больного, исключат из борьбы, и он уже не сможет общаться с этими интеллигентными ребятами. И тут же возникла следующая фантазия, от которой Генка испытал чувства уже едва ли не панические. Почему то ему казалось, что если он не будет участником «Молодой гвардии», так его загребут работать в полицию. И в этом его ужасало не то, что он будет служить гитлеровцам, а то, что его будут окружать грубые, матерящиеся существа, которые, может быть, будут обижать его, Гену Почепцова…

И вот Генка вновь выдавил из себя насильственную, страшную улыбку, и, опять-таки не глядя на Главана, произнёс:

— Но теперь я уже поправился и готов исполнить то важное дело, которое вы мне поручаете.

И Борис Главан, которому вовсе не хотелось подозревать Почепцова в такой презренной трусости, а искренне хотелось видеть в нём надежного товарища, тоже улыбнулся, и сказал:

— Вот что, Гена. Вопрос: найдётся у вас большая белая простыня?

— Да. Найдётся, — подумав немного, ответил Почепцов.

— Вот и замечательно. Тогда держи…

И Главан достал из-за пазухи баночку, наполненную густой, алого цвета жидкостью, тут же пояснил:

— Это реактив. Размешаешь его в воде, и спустишь туда свою простыню. Продержишь три часа; затем — вынимай, дай ей хорошенько просушиться. И всё — будет алое полотнище, наш флаг; и никакой дождь уже этот алый свет не смоет.

— Ну а что мы дальше будем с этим флагом делать? — робко спросил Почепцов.

— В канун праздника Великого Октября повесим его на видном месте.

— Ага, — кивнул Почепцов.

— Выполнишь?

— Спрашиваешь. Конечно же, выполню, — вполне искренне ответил Почепцов.

Вскоре после этого Главан ушёл, и Генка вновь оставался в одиночестве. Истомлённый от постоянного напряжения, он тяжело вздохнул, и медленно уселся за стол.