Александр Соколов - Испытание Раисы

Но молодая женщина ничего не требовала от хозяйки, наоборот, сама любезно предложила ей прислать фасон какого-то необычайного корсажа, скрывающего полноту вдвое.

— Придется ли мне взамен сделать вам что-нибудь приятное? — спросила Персианова.

— А если бы я вас поймала на слове? — произнесла Раиса с самой очаровательной улыбкой.

— Я была бы в восхищении!

— Быть может, что и найдется!

После обеда дамы, поговорив о лошадях, пошли осматривать конюшни.

Кучера расхваливали лошадей, и Раиса принуждена была выслушивать описание их качеств. Пока Персианова высыпала все свои познания, молодая графиня оглядывала окружающее.

Один из кучеров, суровый и мрачный, не остановил на себе ее взгляда. Другой, хотя и более молодой, имел какое-то дикое выражение, как у людей, злых на все окружающее и даже на самих себя. На нем-то и остановилось внимание Раисы.

— Как зовут этого кучера? — спросила она, пока тот вел рысака.

— Василий. Это бывший слуга вашей свояченицы.

— Давно он служит у вас?

— Скоро год! Он хороший кучер, но немного мрачен и нелюдим! Его не любят здесь. По правде сказать, я сама предпочитаю Григория.

— Мне говорили, что он хорошо знает здешние места, — сказала Раиса. — Жаль, что он служит у вас, а то мой кучер, прибыв из Петербурга, куда он был отправлен мальчиком, иногда путается в моих дальних поездках! Если бы Василий служил у кого-нибудь другого, я бы доставила себе удовольствие переманить его, но с вами мне совестно так поступить.

— Ах, Боже мой, нисколько! — возразила Персианова, позвав кучера. — Василий, — сказала она ему, — хочешь ли ты перейти к графине Грецки? Она желает нанять тебя.

Василий взглянул на Раису. Молодая женщина выразила полное бесстрастие.

— Дело в том, что я не люблю тех мест, — сказал он холодно.

— Должно быть, он там был несчастен в любви, — сказала Персианова по-французски, уверенная в своей прозорливости.

— А я бы так хотела узнать мое имение, — сказала развязно Раиса кучеру. — Если желаешь служить у меня, я дам тебе двадцать рублей в месяц.

— Милочка моя! — воскликнула хозяйка. — Вы сделаете их крайне неприступными, если будете платить такие деньги!

— Это моя фантазия! — возразила Раиса. — А кто их не имеет?

Василий был жаден. Предложенная большая плата притягивала его, к тому же известная аксиома говорит: «Злодей рано или поздно возвратится к тому месту, где совершил преступление».

Уже давно Василий чувствовал желание увидеть лиц, причастных к преступлению, воспоминание о котором он тщетно пытался отогнать от себя.

После короткого колебания он ответил:

— С позволения барыни я согласен!

— Это решено! — сказала хозяйка.

— Вот мы и квиты, — любезно произнесла Раиса, возвращаясь в гостиную. — Вы занимаете у меня фасон корсажа, а я у вас — кучера.

— Скажите лучше, что избавляете меня от него, — заключила Персианова, — его лицо было мне более чем противно!

Василий уехал в тот же вечер с Раисой.

На следующий день к великому неудовольствию графских слуг новый кучер сидел на козлах.

Персианова была сильно удивлена и огорчена тем, что более никогда не видела Раису в своем доме.

В течение пятнадцати дней Раиса ездила со своим новым кучером.

Погода стояла великолепная, рожь хорошо наливалась. Молодую женщину опьяняла быстрая езда на безукоризненной тройке.

Василий, беспокойный сначала, вошел в колею. Он не пошел навестить своих бывших сослуживцев, и казалось, дом Марсова никогда ему не был знаком, но однажды был застигнут врасплох.

Возвращаясь с лошадьми с реки, он очутился лицом к лицу с Иваном Морозом, который имел вид не только покойный, но даже насмешливый.

Иван Мороз был здоровенный мужик с рыжей бородой и с глубоко посаженными глазами, отчего они казались маленькими.

Его подвижный пытливый взгляд постоянно перебегал с предмета на предмет.

— Вот, брат, ты опять у нас, — произнес Мороз, став поперек дороги.

— Да, — проворчал Василий, — не велика важность.

— Эге! У тебя хорошая госпожа, очень богатая, любезная. Постарайся хорошенько служить ей, чтоб с нею не случилось чего дурного! А то тебе всегда везло!

— Да накажет тебя Создатель! — прорычал Василий и погнал лошадей по дороге, рискуя задавить говорившего с ним.

Это была их единственная встреча.

Морозу ни к чему было так говорить этому человеку, более жертве преступления, чем соучастнику…

Василий был жаден, но не испорчен. Покинув службу у Марсовой раньше, чем мнение света обвинило ее в смерти мужа, он с тех пор не занимался толками, но когда узнал из сплетен прислуги, что Марсову обвиняют в отравлении, и что сын ее едва не последовал за отцом, его стали мучить угрызения совести.