Пенни Винченци - Соблазны бытия

– Хочешь?

– Конечно?

– Беркли-сквер?

– Лучше бы Монпелье.

– Да, лучше. Поеду за тобой.

Их по-прежнему называли близняшками Литтон, а они – замужние женщины, успевшие родить много детей, – по-прежнему общались между собой на этом странном, непонятном, стенографическом языке. Манера разговора, созданная ими в детстве, сопровождала близняшек всю жизнь, сводя с ума окружающих, в особенности их мужей и детей. Это была не просто привычка, с которой жалко расстаться. Это был необычайно удобный способ общения.

К дому Адели на Монпелье-стрит сестры подъехали почти одновременно: Венеция в своем весьма роскошном «ягуаре», а Адель – в темно-зеленом «эм-джи» с откидным верхом, предмете ее гордости и радости. Дом встретил их тишиной. Старшие дети Адели находились сейчас в школе, а ее маленькую дочь няня увела гулять.

– Поднимемся в студию. Они ведь могут и…

– Согласна. Ты такая счастливая, такая спокойная.

– В общем, да. Если ты хотела спокойствия, не надо было заводить шестерых детей.

– Конечно. Так мы?..

– Спрашиваешь! Сейчас принесу. Джорди вчера загрузил в погреб целый ящик «Сансера». Хватай бокалы и поднимайся наверх.

Фотостудия Адели, занимавшая весь четвертый этаж дома, имела стеклянную крышу. Сквозь нее и незашторенные окна ярко светило апрельское солнце. Венеция поморщилась и принялась опускать жалюзи.

– Такой яркий свет уже не для меня. Не для моего возраста. Увы, правда не льстит.

– Венеция, ну что ты дергаешься? Кроме меня, тебя здесь никто не увидит.

– А вдруг Джорди поднимется?

– Джорди нет дома. Поехал встречаться с какой-то старухой. Выуживать из нее воспоминания о Первой мировой войне. Это ему надо для новой книги.

– Но он может вернуться.

– Вернется он очень не скоро, – с уверенностью возразила Адель. – По дороге наверняка встретит кого-нибудь, кто уже знает новость… Пододвинь мне бокалы.

– Это так…

– Знаю. Согласна.

– То есть представить «Литтонс» без…

– Ты совершенно…

– Отчасти. Отчасти нет.

– Представляю. – Адель посмотрела на сестру. – А как ты думаешь?..

– Сама не знаю. Может, устала?

– Когда наша мамочка уставала?

– Никогда. Сигаретку?

– Мм, спасибо. – Адель взяла сигарету, закурила и глубоко затянулась. – Тут главный вопрос…

– Знаю, сестренка. Почему…

– Точнее, когда…

– Все эти годы. И Кит, и все остальное.

– Конечно, он такой милашка, – сказала Адель.

– Думаю, тебе лучше знать. Твое бегство и так далее.

– В общем-то, да. И тем не менее… Почему он? Почему не…

– Одно я знаю точно… – Адель сделала щедрый глоток вина. – Нам она не скажет. А уж остальным и подавно.

– Может, сделает исключение для Кита.

– А что насчет…

– Интересно, она его предупредила?

– Сомневаюсь. Боже, он ведь…

– Еще как! Взбесится. Это очень больно по нему ударит. Бедненький наш дорогуша, – вздохнула Венеция, темные глаза которой были полны искреннего сочувствия.

– Да уж, бедненький наш дорогуша, – подхватила Адель. – Бессмыслица какая-то получается, правда?

– Абсолютная бессмыслица.

«Естественно, кого же нашей мамочке было похвалить, как не Венецию? – думал Джайлз, пешком возвращаясь из издательства домой. – Для меня у нее ни слова не нашлось». Мать как будто забыла, что он делал все возможное и невозможное, сохраняя «Литтонс». Не ему ли они обязаны тем, что издательство с минимальными потерями пережило тяжелые послевоенные годы? Об этом – ни слова. Она даже не упомянула его книгу, снискавшую популярность по всей стране, – бесхитростные рассказы обыкновенных мужчин и женщин об их войне. Мать удостоила его лишь едким замечанием, сказав, что ее отход от дел должен вызвать у него вздох облегчения. Она не ошиблась: он действительно вздохнул с облегчением, да и все остальные тоже, как бы они ни пытались это отрицать. Наконец-то они освободятся от ее присутствия, пусть и блистательного, от ее доминирования, даже если оно честно заслужено, от ее указаний, иногда способных вдохновлять. Отныне они вольны идти своим путем, добиваться успехов и делать ошибки. Более того, они наконец-то смогут отойти от жестких рамок, в которые Селия загнала управление издательством. Теперь их бизнес обретет столь необходимую свободу. А то ведь после смерти отца обстановка в издательстве стала значительно хуже. Селия принялась закручивать гайки и, похоже, еще сильнее прониклась убежденностью, что только она знает, как надо действовать и что хорошо для «Литтонс».