– А если бы попали? – с неподдельным интересом спросила Кэти.
– Ты не понимаешь, – попыталась объяснить ей Нони. – Мы известная семья. Все слышали про мою бабушку, Себастьяна и Кита. И про всякие необыкновенные приключения, которые с нами происходили. Например, мама вывезла нас с братом из оккупированной Франции на краденом автомобиле.
– Автомобиль не был краденым.
– Ну все равно это был не ее автомобиль. А нашего отца застрелили нацисты. В дневниках про это написано. И как Барти удочерили.
– Барти никто никогда не удочерял, – сказала Иззи.
Это были ее единственные слова. Она становилась все тише и тише и все крепче цеплялась за руку Ника.
– Ну хорошо, не удочеряли. Но забрали из родительской семьи. Это ей пошло на пользу. Сами знаете, какая у нее потом была успешная карьера. Она владела двумя частями «Литтонс».
– Мама вернула англичанам их акции, – вставила Дженна, чувствуя необходимость вмешаться.
– Разумеется.
Потом они все долго молчали, не зная, о чем больше говорить.
– Ребята, я думаю, нам пора, – сказала Иззи. – Хозяевам тоже нужно отдохнуть.
– Прекрасный был вечер, – подхватил Ник. – Просто замечательный. Поскольку вашей мамы здесь нет, мы ее поблагодарим… в лице ее детей. Нони, Лукас, вы не возражаете?
– Ничуть, – ответил Лукас и запоздало, словно спохватившись, добавил: – Вы только, пожалуйста, никому не рассказывайте про дневники. Хорошо? Это ведь… очень личное.
– Мы никому не расскажем, – пообещал Ник.
– Ни в коем случае, – присоединился Майк.
Дженна лишь молча покачала головой. Она была явно шокирована услышанным. Лукас вопросительно посмотрел на Кэти. Та вытаращила на него свои невинные голубые глаза:
– Я никому не скажу.
Кейр проснулся очень рано. Он лежал, глядя на утренний сумрак за окном и набираясь мужества. Он все-таки решил пойти на мемориальную службу. Чем больше он думал о своем отказе, тем трусливее ему виделось свое решение. Никаких серьезных причин у него не было. Он что, боится увидеть Литтонов? Но ведь, в конце концов, он сам покинул издательство. Его никто не увольнял. Скорее наоборот. Ему нечего и некого стыдиться. Он не изменял Элспет. Это она наставила ему рога. Конечно, тогда, в Бирмингеме, с учительницей из школы, где он работал… Это была просто глупость, а Селия очень ловко воспользовалась его щекотливым положением в интересах своей внучки. Но Селия умела хранить тайны, и история его бирмингемской измены умерла вместе с ней. А если он сегодня не придет на мемориальную службу, то лишь распишется в своих дурных манерах и неблагодарности. Об этом поговорят и забудут, но его самого будет грызть чувство вины.
Кейру до сих пор было стыдно за тот грубый разговор с Себастьяном по телефону. Несколько раз он начинал писать извинительное письмо, но потом самолюбие брало в нем верх. Он рвал написанное, напоминая себе, что не он, а Себастьян повесил трубку. Правда, в глубине души такой довод казался ему шатким.
Просто в его нынешнем паршивом состоянии, когда он остался практически один, когда он знал, что Элспет больше его не любит, ему меньше всего хотелось видеть Себастьяна. Себастьян давно сросся с Литтонами и считался членом семьи. Маститый писатель был и частью их издательства. Что бы он ни сказал Кейру, впоследствии это могло бы быть превратно истолковано, возможно, чтобы попытаться манипулировать Кейром.
Точно так же он мог бы ограничиться кратким письмом с извинениями и не пойти на службу. Однако каждый день, приближавший его к десятому ноября, делал это все более невозможным. Сегодня, захваченный общим настроем дня, Кейр почувствовал в себе силы пойти. И очень хорошо, что Себастьяну там будет не до него.
Хорошо, что в порыве злости он не разорвал карточку с приглашением. Если оно существует, то как его могут не пустить? Когда соберутся все Литтоны, он ретируется в задние ряды. Возможно, они его даже не заметят. А после службы им тем более будет не до него. Даже Элспет. Вот тогда он разыщет Себастьяна, извинится за грубость и с чистой совестью покинет их всех. Покинет, чтобы продолжить свое никчемное существование, одинокий и никому не нужный.
Может, стоит купить новый галстук?
* * *
Первой мыслью проснувшейся Венеции были дневники. Спала она плохо. Ей снились кошмары. Она плакала во сне, и Бой, обеспокоенный состоянием жены, дважды ее будил, чтобы вырвать из кошмаров. Но слезы не исчезали, а голова тут же наполнялась тревожными мыслями.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу