Пенни Винченци - Соблазны бытия

Чарли настоял, что полетит вместе с ней. Дженна была ему только благодарна, хотя на словах продолжала сопротивляться. Она говорила, что Иззи великолепно о ней позаботится. Но Чарли не сдавался. Он помнил несостоявшийся полет Дженны на Рождество и ее панический страх перед самолетом и не хотел повторения.

– Обещаю, я не стану тебе обузой. Буду держаться в стороне, пока тебе не понадоблюсь.

– Чарли, ты не можешь стать мне обузой. И вообще, это здорово, – сказала Дженна, слабо улыбнувшись.

Печальная новость больно ударила по Дженне. Пусть она плохо знала Селию, но ведь ее маме та была почти как мать. А ей, получается, как бабушка. Одна из тех людей, кто имел непосредственное отношение к небогатой личной истории Дженны.

Селия успела сыграть в ее жизни очень важную роль. Единственная из английских Литтонов, кто был на свадьбе мамы и Чарли. Дженна помнила, как поддержала ее Селия, когда мамы не стало, показав пример удивительного мужества и силы. Этот пример не померк и по сей день. Дженну восхищало то, как личная история Селии переплеталась с историей «Литтонс». Напряженная работа, настоящие битвы за издательство, потрясающее умение сохранить его в годы двух мировых войн. За что бы ни бралась Селия, она всегда достигала успеха. Это касалось и работы, и семьи. И теперь, судя по всему, она покинет этот мир. Покинет семью, «Литтонс» и тех, кто ее любил.

– Почему она не сказала нам, что больна? – спросила Дженна.

Одной рукой она цеплялась за руку Чарли, другой впилась в Иззи. Пока самолет набирал высоту, ее зубы громко стучали. Дженне не хотелось говорить, но нужно же чем-то себя отвлечь от страха и холодной тошноты, наполнявшей ее изнутри.

– Такое не в правилах Селии, – ответила Иззи. – Ей было ненавистно говорить о подобных вещах. Сколько я помню ее, она никогда не болела, терпеть не могла разговоров о болезнях, поскольку считала это проявлением слабости. Она всегда хмурилась, если кто-нибудь говорил, что устал. Селия не признавала права на усталость.

– Моя мама была такой же, – сказала Дженна. – Хотя настоящего родства у нее с Селией не было. Как все это странно!

Дженна выпустила руку Чарли, но никак не могла расстаться с рукой Иззи.

– Ну вот, мне получше. Кажется, самолет набрал высоту… О чем мы говорили? Вспомнила. Наверное, моя мама что-то взяла от Селии. Как-никак с детства жила в ее доме. У меня такое чувство, что мне снится гадкий сон. Все повторяется.

– Я тебя понимаю, Дженна, – вздохнула Иззи. – Очень хорошо понимаю. И очень сочувствую.

– Надеюсь, мы успеем. Сумеем с ней попрощаться. С мамой я так и не попрощалась.

Иззи посмотрела на девочку, понимая бесполезность слов.

– Мы обязательно успеем, – только и могла сказать она Дженне.

Ник и Майк пришли их проводить. Ник порывался лететь вместе с Иззи, но она чувствовала все нежелательные моменты этого замысла. Без него ей будет легче совладать с собой и помочь отцу, для которого грядущее горе чудовищно велико.

– Ну, раз ты так говоришь, – неохотно отступил Ник. – Я бы очень хотел попрощаться с леди Селией.

– Я сделаю это за нас обоих.

– Как это грустно! Она была величайшей из леди, которых я встречал.

– Она была единственной леди, встретившейся на твоем пути, – сказал Майк.

– Ты не имеешь права так говорить. Не обижай мою любимую, – без тени шутки бросил ему Ник. – До свидания, принцесса. Я люблю тебя. Если сможешь, позвони. И старайся почаще смотреть на звезды.

Прощаясь с Ником, Иззи вдруг заплакала и никак не могла успокоиться. Слезы мешали ей видеть его скорбное лицо. Но она обязана взять себя руки. Хотя бы ради Дженны. Ради бедной маленькой Дженны.

Венеция и Адель сидели в комнате ожидания. Рядом, взявшись за руки, снова став маленькими девочками перед лицом величайшего кризиса их взрослой жизни. Они говорили на своем языке, понятном только им.

– Не думала…

– Может, нам…

– Давай спросим…

– Он вряд ли…

– Откуда ты знаешь…

Их разговор продолжался, испытывая терпение Джайлза на прочность. Он крутил и крутил в мозгу одну и ту же мысль: почему они не догадались сразу? Сразу, едва услышав о ее решении отойти от дел? Тем более что все они знали о ее болезни. Наверное, такая причина казалась им слишком очевидной, чтобы принимать ее всерьез. А может, все думали, что, будь положение настолько серьезным, она бы обязательно им сказала, дабы упредить превратное понимание и не давать пищи для слухов?