Юрий Татаринов - Юрова гора

Нападение вызвало замешательство у оборонявших замок. Прошло несколько драгоценных минут, прежде чем с галерей стали отвечать ударом на удар. Наконец-то загремела башенная пушка. Однако свист каменных ядер никак не сказался на действиях наступавших, которые уже подтаскивали к стенам лестницы...

Постепенно в звуки схватки стали вливаться новые тембры. К грохоту выстрелов и свисту стрел добавились человеческие крики и стоны. Дружинникам, помимо отражения натиска, приходилось усмирять... осажденных. Паника унялась, когда горожане занялись тушением пожара. Люди встали в цепь. Воду передавали в глиняных кувшинах и деревянных ведрах... Появились первые раненые. Этих переносили под деревянную лестницу, ведущую на башню. Там, под лестницей, организовали лазарет... Ну, а тех, кто уже не подавал признаков жизни, сносили к въездной стене. Таковых, правда, Божьей милостью, было пока немного...

На галереях орудовали дружинники. Поначалу они стреляли неточно, потому что спешили и волновались, — сказывалось отсутствие настоящего боевого навыка. Но постепенно пристрелялись. Все чаще суетившиеся под стенами татары вскидывали руки и валились в ров.

На каждую удачу осажденных враг отвечал тучей стрел. Ударяясь о камни, стрелы издавали звук, подобный треску ломающихся костей. Назревал час решающего штурма...

Наконец, установив лестницы, татары начали взбираться на стены... Они легко добились бы успеха, если бы действовали более согласованно. В те минуты, когда одни из них уже находились на крыше замковой галереи и рубились с дружинниками, другие еще только устанавливали лестницы. Используя эту несогласованность, осажденные нападали вдвоем и даже втроем на тех, кто оказывался на крыше.

За первой группой татар наверх полезла вторая. Потом еще одна. Но скоро стало ясно, что в эту ночь нападающим успеха не иметь. На головы тех, кто карабкался по лестницам, летели не только камни и стрелы, но и трупы их сородичей. Ну, а тех, кто все же добирался до крыши, убивали ударом сабли. Татарские начальники подбадривали своих, посылали на штурм все новых и новых воинов. Но изменить ход событий было уже невозможно. Преимущество внезапности было утеряно...

Наконец, осознав, что только зря теряют людей, татарские беи подали сигнал к отступлению. Живые, помогая раненым, начали отходить. Скоро на смену движению, лязгу и крикам в низинную часть города вернулась тишина. Стоны раненых какое-то время еще нарушали ее, но пружина отчаянной ненависти людей друг к другу уже ослабла. В ночном воздухе вместе с горьким дымом царствовал дух разочарования и усталости. Напряжение отступило, оставив осадок равнодушия как к живым, так и к мертвым.

Пан Скарга рывками двигался по галерее — от одной бойницы к другой, искал сына. Наконец он увидел его и крепко обнял...

Пану Юрию, впервые поучаствовавшему в настоящей сече, было не по себе. Он онемел и оглох. Ему хотелось заплакать — но он не мог, схватка отняла у него силы и волю. Ласка отца оживила обмершую душу мальчика — паныч наконец глухо зарыдал...

— Ну-ну, сынок, — начал успокаивать его отец, — все прошло. Не плачь. Тебя могут увидеть друзья...

Но подросток не слышал, воображение его продолжало рисовать картину боя... Мелькали огоньки пущенных стрел, искрами рассыпавшихся от удара о стены. Оскалив рты, к бойнице взбирались сразу несколько темноволосых воинов, пан Юрий слышал их выкрики, сиплое, учащенное дыхание и видел в их руках сверкающие, будто полумесяцы, ятаганы. Он не мог сказать уверенно, но в эту ночь он, кажется, убил одного из них!.. Паныч готов был побожиться, что не желал худа этому человеку! Ему показалось, что татарин лезет из преисподней, что это сам Сатана! Мальчик не торопился нажимать на спусковой рычаг арбалета. Он сделал это тогда, когда воин по пояс высунулся из-за стены и замахнулся кривой саблей. Получив стрелу в грудь, несчастный выронил саблю, раскинул руки и спиной повалился обратно в темноту. Он даже не вскрикнул... Пан Юрий приблизился к проему в стене, чтобы увидеть поверженного, но тут заметил новую голову, еще более страшную, с ножом, зажатым в зубах. Он едва отскочил — чуть не получил по лицу просунутым в проем ятаганом...

— Не плачь! — повторил отец. — Ведь ты мужчина!

Сеть страха наконец спала. Юный воин вспомнил про сестру.

— Папенька, как Ирия? — спросил он. — Я могу ее видеть?

— Конечно, сокол мой, — пан Скарга даже засмеялся, обрадовавшись вопросу. — Она около раненых. Иди к ней. Тебе надо успокоиться... Но сначала приведи себя в порядок: спустись к воде, умойся и причешись. Не след показываться перед народом таким косматым и перепачканным.