Андрей Расторгуев - Атака мертвецов

Это не на шутку всполошило Россию, заставив сопереживать родному по крови народу. С одной стороны, возмущало нанесенное австрийцами оскорбление. С другой – была боязнь, что Государь всея Руси, славный своим безграничным миролюбием, останется в стороне, отдав братскую державу врагам на растерзание.

Долгожданный ответ Сербии восприняли в России с восторгом. Люди, не скрывая слез умиления, читали о том, что сербы ни в коем разе не причастны к убийству и все же, несмотря на это, готовы исполнить требования ультиматума. Разумеется, лишь те из них, которые не затронут ее суверенитета. В то время казалось, что тучи, сгустившиеся над маленькой славянской страной, непременно должны рассеяться. Но Австрия не уступала, продолжая настаивать на публичном унижении сербов, заручившись поддержкой бряцающей оружием Германии. С таким союзником за плечами она вполне могла пойти на крайние меры. И пошла, начав бомбить Белград.

Российская общественность заволновалась. Все как один хотели помочь маленькому государству. Протянуть руку помощи братской стране, защитив ее от произвола. Но что предпримет Государь? Думает ли он так же, как его верноподданные, или позволит сербам в одиночку отбиваться от хищного, охочего до крови зверя?

И вот в пятницу 31 июля 1914 года был опубликован Приказ о всеобщей мобилизации. У россиян это вызвало настоящую бурю восторга.

Перед Зимним дворцом и на площади перед Казанским собором собрались толпы народа. Все кричали «ура», скандировали патриотические лозунги, размахивая российскими флагами. Летели вверх шляпы и картузы. Смешались в едином воодушевлении аристократы и простолюдины. Весело хохотали, утирая слезы умиления, возносили хвалу Государю да обнимались, лобызая друг друга…

Только в самом дворце было не до веселья.

Между русским и германским императорами продолжался тяжелый, напряженный разговор по телеграфу. Утром Николай сообщил кайзеру:

«Мне технически невозможно остановить военные приготовления. Но пока переговоры с Австрией не будут прерваны, мои войска воздержатся от всяких наступательных действий. Я даю тебе в этом мое честное слово».

И теперь читал ответное послание Вильгельма:

«Я дошел до крайних пределов возможного в моем старании сохранить мир. Поэтому не я понесу ответственность за ужасные бедствия, которые угрожают теперь всему цивилизованному миру. Только от тебя теперь зависит отвратить его. Моя дружба к тебе и твоей империи, завещанная мне моим дедом, всегда для меня священна, и я был верен России, когда она находилась в беде, во время последней войны. В настоящее время ты еще можешь спасти мир Европы, если остановишь военные мероприятия».

Вздохнув, Николай отложил злополучный листок.

«Лицемерие… Лицемерие во всем. Эх, Вильгельм, Вильгельм. Ты же хочешь эту войну. Ты ее добьешься. Но зачем так стремишься обелить себя в глазах общества? И ради этого поливаешь меня грязью? Тоже мне друг…»

Император отмахнулся от грустных мыслей и посмотрел на Сазонова [2].

– Что еще, Сергей Дмитриевич?

– По переговорам с Англией, Ваше Величество. Наше предложение изрядно удивило вчера берлинский кабинет. Сэр Эдуард Грей [3]просит внести в него ряд поправок. Я осмелился включить их без возражений с нашей стороны. Как известно Вашему Величеству, нам жизненно необходимо привлечь на свою сторону английское общественное мнение. Только в этом случае можно будет хоть что-нибудь сделать для сохранения мира. Прошу ознакомиться.

Министр извлек из папки исписанный лист и протянул царю. Тот вяло махнул рукой:

– Сделайте одолжение, прочтите сами.

– Слушаюсь. – И Сазонов, откашлявшись, начал читать: – «Если Австрия согласится остановить продвижение своих армий на сербской территории и, если, признавая, что австро-сербский конфликт принял характер вопроса, имеющего общеевропейское значение, она допустит, чтобы великие державы обсудили удовлетворение, которое Сербия могла бы предложить правительству Австро-Венгрии, не умаляя своих прав суверенного государства и своей независимости, Россия обязуется сохранить выжидательное положение».

– Хорошо, – немного подумав, произнес Николай. – Давайте подпишем.

Быстрый, размашистый росчерк пера.

– А что германский посол? – продолжил император.

– По-прежнему твердит, что Германия всегда была лучшим другом России. Просил передать: «Пусть император Николай согласится отменить свои военные мероприятия, и спокойствие мира будет спасено». Испрашивает аудиенцию у Вашего Величества.