Яныбай Хамматов - Золото собирается крупицами

Шарифулла продолжал молча смотреть в окно. Видя, что слова не действуют, Нигматулла вытащил из кармана казакина мешочек, развязал его и высыпал на ладонь блестящие желтые кусочки.

– Видал?

– Что? – Шарифулла недоверчиво скосил глаза.

– Золото никогда не видел, что ли?

– Видел. Ну и что?

– Продаю. Купи.

– Что я с ним делать буду?

– Ха, нашел над чем голову ломать! Да продашь. Я же с тебя и полцены не запрошу, только потому и продаю так дешево, что деньги нужны во как, – Нигматулла провел ладонью по шее, – позарез. Если б не это, сам бы продал за настоящую цену!

– А почему мне? Я ж ни цены ему не знаю, ни толку… Нет, продай уж кому-нибудь другому.

– Какой тебе еще толк? Богатство само в руки лезет, а ты отказываешься!

Шарифулла задумался.

– Не берешь? Ну смотри, дело твое. Да и некогда мне тут с тобой разговоры вести, надо скорей компанию собирать – золото мыть. Не купишь – найду другого, с руками оторвет.

Нигматулла встал и пошел к двери.

– Погоди, кустым. – Шарифулла заколебался. Его и пугала мысль о том, что он может ли шиться годами накопленных денег, и манила возможность легкого обогащения. Он представил себе табун лошадей. Стройные кони с длинными гривами, чуткие нервные лошади с пышущими ноздрями, тонконогие нежные жеребята… «Чей это табун?» – «Шарифуллы-бая!» – отвечает пастух. А почему «табун»? Может быть, табуны? Не один, не два, а пять, десять, много табунов! Если дело выгорит, так оно и будет, а если нет…

– Ну, мать, что будем делать?

– Не знаю, отец…

– Так я и думал, что ты ответишь не знаю. – Хозяин махнул рукой: – Женщинам что? Ты хоть разорвись, а им и горя мало! Беззаботная баба…

– И у меня есть забота, – неловко улыбнувшись, сказала Хауда.

– Целыми днями дома сидишь, какая у тебя забота?

– Все думаю, когда наш сын подрастет, на ноги встанет…

– Нашла о чем горевать! Дерево само растет вверх, никто не горюет – когда оно вырастет. Если ты такая хорошая мать, присматривала бы получше за дочерью. Невеста уже, как бы не начала баловать…

– Я уже и так ее вчера совсем заругала.

– Ну-ну, мать, как же ты ее ругала?

– Говорила, слушайся, Гульбостан, слушайся…

Нигматулла, с любопытством ожидавший, чем кончится спор, громко засмеялся.

– Какая ты сердитая, оказывается! Все «слушайся» да «слушайся»… Ха-ха-ха! – И, посмеявшись вдоволь над робкой женщиной, спрятавшейся от смущения за занавеску, снова повернулся к Шарифулле: – Ну так как?

– Что будем делать, мать?

Шарифулла жалко и потерянно улыбался жене. У него было такое чувство, словно он шел по краю глубокого оврага, над пропастью, и стоило ему сделать одно неосторожное движение, и он окажется внизу.

– Что ж ты молчишь? Где твой язык, которым ты с утра до вечера облизываешь свою дочь?

Хауда долго не отвечала, потом неожиданно вспылила:

– Если ты трус, то не спрашивай, как тебе поступить, у своей жены! Разве умный мужчина советуется с женщиной? Много ты у меня спрашивал, когда копил свои деньги?

– Ну ладно, покричала – и хватит! – Шарифулла властным жестом оборвал жену. – А то соседи подумают, что в нашем доме нет хозяина!.. Иди к своим горшкам, я обойдусь без тебя!

Хауда покорно отошла к чувалу, а Шарифулла почесал пятерней затылок.

– Значит, так… Сколько вот этот большой кусок?

– Ты хочешь знать, сколько он весит? Фунта два, не меньше. Если есть безмен – давай проверим…

– Нет, я говорю – сколько стоит?

– Маленький кусок – сто рублей, а вот этот крупный самородок – пятьсот…

– Да ты в своем уме? – Шарифулла вытаращил глаза и с минуту стоял с полуоткрытым ртом. – Ты смеешься надо мной? Где же мне взять такие деньги? Если я даже отдам в придачу всех вшей, то и тогда мне не набрать столько!..

– Сразу видать, какой ты серый человек!.. Если бы ты хоть немного в этом деле разбирался, то понял, что за такой самородок ты взял бы не меньше шестисот рублей…

– А почему ты сам не выручишь за него шестьсот?

– Опять двадцать пять! – Нигматулла раз вел руками, как бы поражаясь чужой бестолковости. – Мне деньги сейчас нужны, позарез! А если не торопиться, то я бы за этот кусок и побольше выторговал…

– Конечно, знаючи можно рисковать… А вдруг ты меня обведешь вокруг пальца – и ищи ветра в поле?

Нигматулла посуровел в лице, сдвинул косматые брови.

– Тебе, дураку, счастье суют в руки, а ты упираешься, как баран, которого резать ведут… Думаешь, если в нашем роду были воры и обманщики, то и я такой?.. Как хочешь, я силой тебя заставлять не буду, даже обиду забуду, что ты меня за вора считаешь!..