Яныбай Хамматов - Золото собирается крупицами

– А как же вылечился дед Давлеткужи-бабая? – стараясь не показать любопытства, спросил Хайретдин.

– Можно, если постараешься. – Курэзэ дожевал хлеб, почмокал губами и поставил чашку на поднос. – Мой дед как лечить знал, он и надоумил Султана. Я тоже знаю…

– И ты можешь сказать мне?

– Конечно. Султан перестал трогать жену. И словечка ей больше не сказал. Она с ним заговаривает, спрашивает: В чем дело?, плачет, а он молчит, будто воды в рот набрал. Тогда она слетала опять на родину и привезла ему золота. Много золота. А Султан и не смотрит на него, как будто это не золото, а простой камень. И по-прежнему до жены пальцем не дотрагивается. Рассердилась албасты и разбросала золото горстями, как раз по нашим местам. Вот как появилось у нас золото, вот почему оно нам беды приносит…

– А потом что с ней было?

– Никак не могла успокоиться, годами рыдала у Карматау. Слыхал, как там шумит река? Это голос албасты. Хотела было вернуться после этого домой, да свои не пустили ее обратно, разозлились, что взяла золото. Вот и поселилась она со своими детьми у нас в горах, чтобы стеречь сокровища и мстить людям за свою обиду. Каждому, кто руку к золоту протянет, ее мести не миновать, вот и сына твоего покалечила…

– Как сказка, – шепнула младшая, Зульфия.

– Тихо там! – прикрикнул Хайретдин. – Сколько вам говорить, что, когда разговаривают мужчины, ухо девушки должно быть накрыто платком, а рот замазан глиной?! Мать, – повернулся он к Фатхии, – ты бы отправила их куда-нибудь!

Нафиса вспыхнула. Весь день она не могла осмелиться попросить мать отпустить ее, а теперь все получалось само собой. Сердце ее часто заколотилось.

– Эсей, можно, мы с Зульфией сходим к Балхизе-инэй?

– Идите, только чтобы долго не ходили!

– Сегодня можно отпустить их и на большее время, – вмешался в разговор курэзэ. – Нехорошо девушкам следить за делами мужчин, аллах рассердится на них.

– Эсей, я не хочу к Балхизе-инэй, пусть Нафиса сама, без меня, – захныкала Зульфия.

Девочке очень хотелось посмотреть, что будет делать отец и курэзэ. Фатхия подтолкнула младшую дочь к дверям:

– Ай, как не стыдно быть такой любопытной? Разве ты не слышала, что сказал отец? Идите! – И добавила уже на пороге: – И ты, Зульфия, ни на шаг не отходи от сестры.

Дождавшись, когда дочери ушли, Хайретдин спросил:

– А человек по имени Давлеткужи-бабай жив еще? Где он?

– Может, жив, а может, нет. – Курэзэ громко отхлебнул из чашки и прищурился.

В казане что-то громко булькало. В доме вкусно пахло мясом. Фатхия подложила дров, огонь в очаге горел ровно и спокойно, языки его вылизывали дно казана, как корова новорожденного теленка.

Сложив ладони таким движением, будто хотел удержать свет, идущий от чувала, курэзэ опять помолился и поднялся с подушек. Пройдя несколько шагов, он склонился над большим медным тазом, в котором были сложены внутренности телки, опустился на колени, пошептал, взял кусочек кишки и, разорвав его на две части, приложил к лицу больного мальчика.

Гайзулла вздрогнул и застонал. Лицо его при свете огня было бледно и заострено, под глазами легли глубокие синие круги, губы запеклись. С тех пор как его принесли домой, мальчик ни разу не очнулся и лежал с закрытыми глазами, по временам вскрикивая и что-то бормоча.

Курэзэ повернулся к Хайретдину:

– А теперь иди и закопай внутренности на том месте, где Гайзулла нашел золото.

– Но я же не знаю места!

– Нужно отнести все это духу вместо золота, без этого мои молитвы не помогут ему. – Курэзэ посмотрел на мальчика. – Да, совсем плох, бедный… Жалко, что ты не знаешь места. Что ж, коли так, мне здесь делать больше нечего, я пошел. – И с обиженным видом курэзэ двинулся к дверям.

– Подожди, ишан-хазрэт, подожди! – закричал старик, забегая вперед. Он не знал религиозного сана курэзэ, но по тому, что рассказывал ему гость, решил назвать его самым высоким именем. – Клянусь аллахом, я не знаю этого места, пусть лопнет мой живот, если я вру! Выпью целую чашку крови, съем целую чашку соли, если я обманываю тебя! Истинная правда, ишан-хазрэт…

Курэзэ молча смотрел на старика.

– Не уходи, ишан-хазрэт, помоги сыну! Я тебе верю, как самому себе, хоть ты и недавно у нас в деревне! Валлахи-биллахи, я не знаю места! Вылечи моего мальчика, сделай что можешь, умоляю тебя! – Хайретдин чуть не плакал.

Курэзэ понял, что старик не лжет, но не изменил выражения лица. Молча надел галоши поверх мягких кожаных сапог, смахнул золу с шестка и с важным видом выложил из кармана горсть мелких камешков, отсчитал сорок один и начал гадать.