Гарри Табачник - Последние хозяева Кремля

Звучали любимые Брежневым песни военных лет. При этом на глаза его, и без того увлажненные хмелем, нет-нет да набегают слезы. Он был сентиментален. Такое же настроение овладело и всей компанией.

Вот так под переборы брежневского баяна и черненковской балалайки получили напутствие спецбригады, отправившиеся вершить суд и расправу в молдавские села. Приговор, который они выносят, большей частью один и тот же: расстрел. Сентиментальность Брежнева от этого не убавляется. Не отражается это и на балалаечной игре Черненко. Для них главное — выполнить задание, чтобы были ими довольны те, от кого зависит сейчас их партийная карьера, все же остальное — мелочи.*

Брежнев не ошибся в „Устиныче”. Тот мгновенно улавливает, что от него требуется, когда первый секретарь на одном из очередных совещаний объявляет, что „проблемы молдавской истории должны освещаться с марксистской точки зрения”.

По поводу и без него начинают вспоминать о том, что дочь князя Стефана III, правившего в пятнадцатом веке, Елена, стала женой наследника московского престола. Прутский поход Петра I теперь истолковывают как поход для освобождения Молдавии от турецкого ига. Правда, о том, что он закончился поражением и пленением российского императора, предпочитают умалчивать. Как, впрочем, и о том, что Россия получила эти южные территории только благодаря соглашению Александра I с Наполеоном. От них пришлось отказаться, когда в мае 1812 года Кутузов подписал в Бухаресте мир с турками, по которому к России отошла только Бессарабия.

По сути дела под руководством Черненко переписывается вся молдавская история. В этом он находит помощь у Сергея Трапезникова, который через пятнадцать лет возглавит отдел науки ЦК и останется в памяти как ревностный защитник Сталина и сталинского террора.

Пройдут годы, и Черненко в своих статьях, которые появятся тогда, когда он вступит в решающий период борьбы с Андроповым, будет призывать к демократизму, к необходимости прислушиваться к голосу масс.

Все эти его разговоры — обычное нанизывание слов, столь же мало имеющих практическое приложение, сколь и призывы Сталина к расширению критики и самокритики. Как известно, никакой критики не получалось. Из всех критических аргументов партия нашла применение лишь одному — пуле в затылок.

В Молдавии этот лейтмотив звучал особенно сильно. Получив в лице Брежнева хозяина, которого жаждал иметь давно, Черненко расцветает. Теперь его ничто не сдерживает. Он проявляет себя в полную силу. Вырывается наружу и его тщательно скрываемое до сих пор честолюбие. Он метит выше. Мишенью он избирает своего начальника — секретаря по пропаганде Артема Лазарева. Конечно, сам он на него нападать не решается. Это опасно. А смелостью Устиныч никогда не отличался. Ни тогда, когда служил на границе, ни потом, в сорок первом. Тогда на фронте оказались и Хрущев, которому было 47 лет, и Брежнев, и даже Андропов, имевший хоть какое-то отношение к диверсионным действиям в тылу врага.

Тридцатилетнему, полному сил Черненко наверняка нашлось бы место в строю тех сибирских дивизий, что, к примеру, осенью 41-го года спешили к Москве, если бы он того захотел, проявил ту же настойчивость, то же упорство, умение преодолевать все препятствия на пути к цели, какие обнаружил позднее, сражаясь в кремлевских коридорах власти. Более того, это было обязанностью человека, столько раз призывавшего других к жертвам, проявить и свою готовность к жертвам. Но одно дело сражения в коридорах власти, другое — бой со свистом пуль и кровью... Войны он так и не повидал. Орденов и чинов не получил, но зато опасности избежал и головой не рисковал.

Не желал он рисковать и предпринимая атаку на Лазарева. Это делает по его наущению С. Трапезников. Это он выступает с обвинениями в адрес секретаря по пропаганде за публикацию идеологически вредных статей и ошибки в подборе кадров. То есть он критикует его за то, за что отвечает его подчиненный Черненко. Ведь статьи-то проходят через отдел пропаганды, и заведующему этого отдела принадлежит решающее слово — публиковать их или нет. Точно так же, как именно он и никто другой отвечает за подбор кадров идеологических отделов.

Он точно выбирает момент для удара. Ведь знает, что в Москве недовольны прежним руководством молдавской партии. Двух секретарей: первого — Коваля и второго — Радула уже сняли. Стало быть, пора освобождаться и от третьего, рассудил Устиныч. Кого на его место? Конечно же, его самого, кого же еще? План этот, в котором все было рассчитано, который был так прост в осуществлении, не удался. Он разочарован, но не обескуражен. Приходится отступить и ждать другого удобного момента. Он чутко прислушивается к тому, что происходит в центре. Как опытная гончая, он держит нос по ветру, чтобы заранее уловить приближение грядущих событий. Все усиливающийся ветер антисемитизма не оставляет сомнений в том, что грядет.