Виктор Суворов - Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное]

Воры перекованные бушлаты вяжут в связки по десять, а обувь — гроздьями. Тут порядок должен быть: сначала сапоги и ботинки в пары связать, потом пары по размерам разобрать, потом в связки связать — и в машину. И бушлаты в машину грузят. Всякие бушлаты. Рваные в основном. Но попадаются и ничего.

Перекованные, не будь дураками, свои бушлаты скинут, вроде от жары, и в общую кучу их. А из общей кучи хвать другой, который получше. И ботинок куча. И там попадаются не очень рваные. Так перекованные их — себе. А свои — в кучу.

Конвой на это не реагирует. Не один ли конвою черт? Главное, чтоб потом бушлатов и ботинок по количеству хватало. И если перекованные подменили свое на чужое, так это делу не вредит. Работа у перекованных нервная, пусть пользуются.

Дело вроде простое. Бац, бац. И еще — бац, бац. Но требует времени. Пригнали третью партию. Разогнали по шкафам. Раздели, повязали. Постреляли. Еще одну пригнали. По шкафам разогнать — минутное дело. И раздеть — не проблема. Не проблема и стрелять. Вязать проволокой — вот в чем загвоздка. Бросил Ширманов всех исполнителей на вязание. Чтоб не один вязал, а сразу человек пять — шесть. Помогло. Быстрее дело пошло.

И перекованным веселее. Только сменили бушлаты, а тут новая партия раздевается. Глядишь, и бушлатик получше найдется. И ботиночки. Из четырехсот человек у кого-то, да и окажутся новые ботинки. И бушлат можно выбрать — залюбуешься. Так что после пятой партии перекованные все в новеньких бушлатах, все новыми ботинками поскрипывают. Двенадцать их человек. Правда, работу их легкой не назовешь. Яма — чья работа? Их работа. Но яму не только выкопать надо. В яме работать надо. Трупы по яме растаскивать. Трупы укладывать надо. По краям порядочком, посредине — навалом. Настреляют человек двадцать, стоп стрельбе, перекованные — в яму, укладка.

Исполнители качественно работают, но такова уж человеческая порода: голова прострелена, а он еще жив. Тогда заявка наверх: тут один шевелится, добейте.

Или сами перекованные добивают ломом. Исполнители тоже помогают: как настреляют человек двадцать, так перед тем, как перекованных на укладку пустить, в кучу стреляют.

Для верности.

В два часа тетя Маша обед подвезла: что, работнички, проголодались?

Холованов к народу обращается: сейчас обедать будем или дело закончим? Строгий он командир, но работа идет напряженная, и в такие моменты люди сближаются. Люди понимают друг друга с полуслова, субординация сейчас только мешает. Потому Холованов в таких ситуациях демократичен: что, мужики, скажете?

А что скажешь? Оно и так хорошо, и так. Неплохо бы дело завершить, а потом отобедать. Сделал дело — гуляй смело. С другой стороны — дела вроде и немного, всего две партии осталось с хвостиком, но ведь ямы закапывать, акт о проделанной работе составлять, то да сё. В общем, давай обедать.

Полянка у самой ямы восхитительная. Разбросали одеяла на траве, вроде скатерти. Тетя Маша раскладывает хлеба душистого краюхи, помидоры горками, огурцы, в котелки борщ разливает. А водки — ни грамма. Водка только до и после. Строгая:

— А ну, все руки мыть!

Говорят знающие люди, что сновидения мимолетны. Нам иногда кажется, что сновидение тянулось много часов, а оно проскочило в секунды. Просто интенсивность работы мозга во сне совсем другая. Во сне наш мозг живет отдельной от нас жизнью, он может дремать, но может вдруг взрываться чудовищным извержением мысли. Во сне наш мозг может помимо нашей воли слагать бессмертные сочетания слов и звуков, превращая их в стихи и мелодии, во сне наша мысль может блуждать в бесконечных лабиринтах, а может стремительно рваться вперед и вверх к открытиям, опровергая и опрокидывая истины, которые опровергнуть нельзя. Во сне наш мозг в тысячи раз смелее. Он способен найти решения неразрешимым задачам. Он способен увидеть будущее. И не зря мы иногда попадаем в ситуацию, которую раньше видели в сновидениях.

Говорят, что и в момент смерти наш мозг работает совсем не так, как в жизни. Когда приток крови к мозгу прекращается, мозг как бы взрывается в своем последнем сверхмощном импульсе. И совсем не зря те, кто чудом избежал смерти, но уже был в ее когтях, рассказывают, что в самый последний момент видели всю свою жизнь в миллионах подробностей. Совсем не зря в момент катастрофы время как бы растягивается. Мы видим несущийся на нас локомотив так, как будто видим кадры замедленного фильма. Но время не растягивается, просто в оставшиеся мгновенья мы способны увидеть и осознать гораздо больше, чем в обстановке нормальной.